Он уселся на переднее сиденье, кивком предложив мне разместиться сзади.

В машине оказались двое — водитель, коротко стриженный мужчина лет тридцати с внешностью баскетболиста, флегматично жующий резинку, и еще один, развалившийся в левом углу заднего сиденья. Я сразу понял, это и есть Гаймаков.

Он выглядел лет на сорок пять, был невысок ростом, упитан и хорошо, совсем не броско одет. Светло-русые, с заметной проседью на висках волосы были аккуратно подстрижены, круглое лицо с волевым подбородком окаймляла ухоженная бородка, а светло-голубые глаза смотрели пытливо и насмешливо, что придавало его лицу неуместное в этой ситуации слегка восторженное выражение.

— Я — Гаймаков, — представился он, как только я закрыл за собой дверь, и протянул руку. — Не скажу, чтобы время нас очень прижимало, но и особо растягивать его не стоит. Давайте сразу перейдем к делу. У вас нет возражений?

Я пожал плечами.

— Ну и отлично! Моих товарищей можете абсолютно не стесняться, у меня с ними секреты могут быть только в личной жизни. Чтобы вы не сомневались, с кем имеете дело, я подтвержу свои слова…

Он расстегнул пальто, порылся во внутренних карманах пиджака и достал удостоверение адвоката. Там была вклеена его фотография и вписана фамилия. Я вспомнил, как Антон при первой нашей с ним встрече тоже показывал мне свои документы, и вздохнул.

— Ну-с, а теперь я вас внимательно слушаю…

Я рассказал все. Про то, как оказался в «Оцеплении»; про Гостинку и про Бабко; про Марголина и Шубина; про ситуацию на Рыбацкой и о том, что последовало после, включая убийство Лики. Я исказил ситуацию с Антоном, представив дело так, будто он сам вывалился в окно в результате драки, и совсем вскользь упомянул про «золотой поезд» и гостиницу, решив придержать это в качестве козыря… Однорогов ни разу не обернулся, но и по его затылку было заметно, как он заинтересовался. Что касается Гаймакова, то он, по-моему, был ошарашен, и, хотя лицо его сохраняло все то же восторженное выражение, глаза теперь смотрели без всякой усмешки.

Когда я замолчал, он пробормотал: «Да-а, дела», и взъерошил пятерней затылок.

— Что скажешь, Кирилл Львович? Однорогов передернул плечами:

— Подумать надо. Вообще-то похоже на правду…

— То-то и оно, что похоже… Только правда ли это или одна только видимость? А если правда, то вся или удобная Феде? А-а, что скажешь, молодой человек?

Неожиданно Гаймаков схватил меня за плечо и сжал пальцы. Я и не ожидал, что в его рыхлом теле может быть столько силы!

— Скажу, что наврал я вам все, дяди. На самом деле я в школе учусь и книжек начитался.

— Не смешно. — Однорогов поморщился. — Ты все сказал? Или чего про запас в рукаве придержал?

— Конечно, придержал, — немедленно подхватил Гаймаков, отпуская мое пальто и разминая пальцы. — Федя ведь у нас парень ушлый, не смотри, что дураком прикидывается. Да, Федя?

Однорогов опять поморщился и сказал:

— Тут подумать надо… Долго надо думать!

— У нас время есть. Подумаем, проверим. Федя пока в гостях у нас поживет. Да, Федя? Ты никуда не спешишь? Лучше не спеши, все равно опоздал. Мы люди ж гостеприимные, пока самим не надоест, никого не отпускаем. Правда, Левыч?

— Да я за тем и шел, — отозвался я.

— Да? Ну и прекрасно! Считай, что мы нашли общий язык… Пока! Пока нашли… Боря, позвони ребятам, скажи, пусть приезжают.

Водитель вылез. Прохаживаясь вокруг машины, он позвонил по радиотелефону, поговорил, а потом сел обратно.

— Через десять минут будут.