Когда не чувствуешь боли, причинить себе вред не составляет никакого труда.
– Надень шарф, – говорю я Робу.
Мне так хотелось найти друга, чтобы он за всеми нами присматривал. Но странное дело: когда он у меня появился, я хочу только одного – самому приглядывать за ним.
Деревья расступаются, и мы выходим к кромке воды. Погода сегодня холодная, песок под нависшим над нашими головами пасмурным небом выглядит грязным и мрачным. Кто-то сегодня решил прогуляться, кто-то взял с собой собаку. Но и тех, и других совсем не много. Озеро поблескивает черным стеклом. Вода слишком неподвижна, как картина или оптический обман. Оно меньше того, что запечатлела моя память. Хотя, конечно же, изменилось не озеро, а я сам.
– Даже не представляю, что делать, – говорю я Робу.
Что живой может сказать мертвецу? Девочка с фруктовым мороженым пропала неизвестно куда. Мамочки под раковиной в действительности нет, как и Папочки в мастерской.
– Может, нам и не надо ничего делать, – отвечает он.
Поэтому я просто пытаюсь сосредоточиться на той девочке и вспомнить, что она сначала здесь была, а потом ее не стало.
Роб кладет мне на спину ладонь. Я адресую Девочке с фруктовым мороженым свои лучшие мысли: в воду, в небо, в опавшие, сухие листья, в песок и гальку у нас под ногами. А потом говорю: «Ты в моем сердце», чувствуя, что кому-то надо произнести эти слова.
После чего, хотя идет дождь, снимаю ботинки. Моему примеру следует и Роб. Наши ноги погружаются в мокрый песок. Мы смотрим на озеро, где капли дождя выбивают круги на блестящей, черной поверхности воды, которые бегут все дальше и дальше, устремляясь в бесконечность.
– Сегодня по-настоящему холодно, – наконец произносит Роб.
Он человек практичный.
Я качаю головой, сам не зная, чего ожидал. Здесь ничего нет.
Мы молча шагаем обратно к машине. Тропинка змеится вниз по склону обратно к парковке. Вдруг мой взгляд улавливает на забрызганной дождем земле какой-то яркий проблеск. Я наклоняюсь и поднимаю камешек – продолговатый, овальной формы, со скругленными краями и гладкий на ощупь. Зеленый, как мох, с белыми прожилками.
– Смотри, какой красивый камешек, – говорю я и поворачиваюсь показать его Бобу.
И в этот момент у меня под ногами грациозно и плавно разверзается земля. Подошвы скользят по раскисшей земле и камням, мир в одночасье переворачивается с ног на голову. Я немилосердно грохаюсь вниз.
У меня внутри что-то рвется. Это как быть снова убитым. Только на этот раз я ощущаю ударную волну – глубокую, черно-пурпурную. С силой звучат острые ноты, обдирая нервы. Меня простреливает то самое чувство, заполняя каждую живую клеточку тела.
Надо мной склоняется Роб, горестно скривив губы, и говорит что-то о больнице.
– Погоди минуту, – отвечаю я, – дай мне все прочувствовать.
Можно было бы засмеяться, но мне слишком плохо.
Ко мне приходит понимание, что его впустила боль и барьеры между нами рухнули.
«Я положил его нам в карман», – говорит он мне ясным, юным голоском.
«Малыш Тедди?»
«Нам в КАРМАН, однако ты ВЫБРОСИЛ его на ПОМОЙКУ».
Я сую руку в карман брюк. Там откуда-то взялась кровь, испортив на мне рубашку.
– Что ты делаешь? – спрашивает Роб.
Его голос пронизывают холодные, серые прожилки страха.
– У тебя идет кровь… – продолжает он и достает телефон.
– Стой! Подожди!
Я почти перехожу на крик, и это приносит мне невероятную боль.
Пальцы нащупывают какую-то бумажку, которую я извлекаю на свет божий. Убийца. Мой список подозреваемых, вновь склеенный скотчем. |