В доме, где поселилась эта сестра, полиция нашла желтую Мамочкину кассету с записью, касающейся Девочки с фруктовым мороженым. По словам детектива-опоссума, Мамочка, судя по всему, подобрала ее уже мертвой. Но я до сих пор не могу об этом думать.

У меня нет сомнений, что Мамочка приняла эту Девочку за мальчика. С девчонками она не связывалась. И спутала ее из-за стечения обстоятельств. Стрижка, поездка на озеро, водитель, проехавший нужный поворот. От этого у меня болит сердце, и это чувство, думаю, уже никуда не уйдет. Как незаживающая рана.

Мы с детективом-опоссумом сидим у меня на заднем дворе и пьем газировку. Оттого, что нам пришлось выдернуть столько гвоздей, у нас болят пальцы. Нас со всех сторон окружают кучи переломанной фанеры. Теперь, когда окна больше не заколочены, дом выглядит странно. Я без конца жду, что он моргнет. На солнце еще тепло, но вот в тени уже холодно. Землю покрывает толстый ковер из листьев – красных, оранжевых, коричневых, всех оттенков волос Роба. Скоро зима. Зиму я люблю.

Детектив-опоссум мне нравится, но пригласить ее в дом я не готов. Когда на него смотрят чужие глаза, я потом его не узнаю. Она, похоже, это понимает.

– Вы знаете, где ваша мать?

Этот вопрос она задает внезапно, в самый разгар разговора на совсем другую тему – о морских выдрах (ей и правда очень много о них известно). Я улыбаюсь, видя, что говорить об этих обитателях океана ей нравится, но при этом она пользуется ими в целях расследования, чтобы застать меня врасплох и вытянуть правду. Мне по душе, что она так хорошо делает свою работу.

– Мне ее и дальше искать? – продолжает она. – Вы должны сказать мне, Тед.

Я думаю, что ей ответить. Она ждет, не сводя с меня глаз.

Об этом мире мне известно не очень многое, но я точно знаю, что будет, если полиция обнаружит кости. Везде начнут копать, в газетах появятся фотографии, пойдут передачи по телевизору. По ночам у водопада будут собираться ребятишки, пугая друг друга рассказами о медсестре-убийце. И Мамочка останется богом.

Нет. На этот раз ей действительно придется умереть. А значит, нужно, чтобы ее забыли.

– Ее больше нет, – говорю я, – она мертва. Обещаю вам. И на том все.

Похожая на опоссума женщина долго смотрит на меня и говорит:

– Ну что ж… Тогда этого разговора не было.

Я провожаю детектива-опоссума к ее машине. А когда шагаю обратно к дому, вижу, что буква «к» на вывеске с названием улицы и черточка посредине буквы «м» поблекли. Если прищуриться, то первая исчезает, а вторая выглядит как «й». Ничейная улица. Я вздрагиваю и быстро переступаю порог.

Человек-жук куда-то пропал. Его кабинет освободился. Я специально приходил посмотреть. Теперь разговариваю с жучихой. С ней по поводу меня договорился тот молодой доктор из больницы. Иногда жучиха приезжает ко мне домой, иногда я сам прихожу к ней в кабинет, где так же бело и холодно, как внутри айсберга. Там нормальное количество стульев. Сама она очень мила и совсем не похожа на жучиху. Но с именами я по-прежнему не в ладах. К тому же в моей жизни столько всего изменилось, что хотя бы что-то, пусть даже самую малость, хочется оставить неизменным.

Она предложила еще раз прокрутить мои записи, чтобы посмотреть, не подвела ли меня где-то память. К моему удивлению, выясняется, что я использовал аж двенадцать кассет. По правде говоря, записывать так много я не собирался, но ведь для того они мне и нужны, правда? Просто потому, что у меня вечно что-то да вылетает из головы.