Бордовый цвет выцвел и превратился в розовый, хлопок местами вытерся, потерял всякую твердость и истончился до состояния бумаги. Да и потом, на кармашке красуется мое имя. Ха-ха-ха, на тот случай, если я забуду, оно, конечно же, удобно, только вот не думаю, что это может понравиться женщине. Джинсы от долгого ношения посерели, за исключением разве что темных брызг, оставленных, надо полагать, кетчупом. На коленях дыры, но стильными их никак не назовешь. Все вылиняло и пожухло. А мне хочется быть ярким, как мой оранжевый ковер.
Из-за этой женщины, из-за ее голубых глаз и белокурых волос я чувствую себя просто ужасно. Как она умудрилась меня до этого довести? Почему решила сначала пообщаться со мной, а потом еще и встретиться? Я уже представляю себе выражение ее лица, когда она меня увидит. Скорее всего, попросту развернется и уйдет.
На меня из своей серебристой рамки смотрят Папочка с Мамочкой. Это не что иное, как тяжелое, чеканное серебро. Я планировал еще подождать, но теперь, думаю, будет в самый раз. Осторожно вынимаю фотографию Мамочки и Папочки. Затем целую ее, сворачиваю и прячу в глубине музыкальной шкатулки. Балеринка трупиком покоится в своем музыкальном гробике.
Когда Мамочки не стало, я научился закладывать в ломбард разные вещи. Серебряные ложки; Папочкины карманные часы, доставшиеся ему от отца. Теперь ничего этого больше нет. Там, где раньше что-нибудь висело, теперь по всему дому лишь зияют голые прямоугольники. Осталась одна только рамка для фотографий.
В магазине на душной, пыльной улице темно. Тамошний продавец дает мне за рамку деньги. Гораздо меньше, чем мне требуется. Но придется обойтись этим. Мне нравится, когда никто не задает вопросов. От банкнот в руке становится уютно на душе. Я стараюсь не думать о поблекшем Мамочкином лице, неподвижно вглядывающемся во мрак музыкальной шкатулки.
Шагаю на запад до тех пор, пока не набредаю на магазин, в окне которого вывешена одежда. Чего там только нет – удочки, коробочки с наживкой, резиновые сапоги, оружие, патроны, фонарики, портативные печки, палатки, очистители для воды, штаны желтые, штаны зеленые, штаны красные, рубашки голубые, рубашки в клеточку, футболки, светоотражающие жилеты, ботинки маленькие, ботинки большие, ботинки коричневые, ботинки черные… И это только после одного беглого взгляда. Сердце в груди набирает непозволительный темп. В магазине слишком много всего. Я не могу сделать выбор.
На продавце за прилавком коричневая рубашка в клетку, коричневые джинсы и некое подобие зеленого пиджака, только без рукавов. У него такая же борода, как у меня, он, вероятно, даже немного на меня похож, поэтому мне в голову приходит мысль.
– Можно мне купить эту одежду? – тычу пальцем я.
– Что?
Как человек терпеливый, я повторяю вопрос.
– Ту, что на мне? – говорит он. – Тебе повезло, у нас действительно все это имеется в наличии. А неплохо на мне эти вещички смотрятся, правда?
Не могу сказать, что одежда на нем так уж мне нравится, но чтобы мне не пришлось идти на свидание с вышитым именем на кармане, как в детском саду, то сойдет.
– Возьму ту, что на вас, – говорю я, – если вы попросту ее с себя снимете.
Он набычивает шею, у него сужаются зрачки. В гневе все млекопитающие одинаковы.
– Послушай, дружок…
– Шучу! – быстро говорю я. – Попался, старина! Э-э-э… А костюмы вы не продаете? Типа, разных цветов? Или, может, есть голубые?
– Мы торгуем товарами для охоты и рыбалки, а также туристическим снаряжением, – говорит он и долго буравит меня неприязненным взглядом.
Да, парня я, похоже, достал. Он молча снимает с вешалок одежду. Не тратя время на примерку, я бросаю на прилавок доллары и ухожу.
Придя заблаговременно на свидание, я сажусь в баре. |