Стаи волков‑оборотней и пауки размером в тележное колесо – все это оказалось детскими сказками: лес не снисходил до прямой враждебности человеку, будучи абсолютно ему чуждым, как чужд океанский простор или холодное пламя заоблачных ледников Эфель‑Дуата; сила леса проявляла себя не в противодействии, а в неприятии и отторжении, оттого острее всего ощущал ее именно лесовик Ранкорн. Эту‑то силу и собирал – век за веком, каплю по капле – в свои заговоренные камни Дол‑Гулдур: три магические твердыни – Дол‑Гулдур в Темнолесье, Минас‑Моргул у Кирит‑Унгольского перевала и Аг‑Джакенд посреди безжизненного высокогорного плато Шураб в северном Кханде – заключали Мордор в защитный треугольник, питаемый древнею силой лесов, светом горных снегов и молчанием пустынь. Воздвигшие эти колдовские "резонаторы" назгулы, желая скрыть их истинное назначение, придали им вид крепостей; надо думать, они от души забавлялись, когда очередной закатный полководец очумело бродил по растрескавшимся плитам дол‑гулдурского двора, тщетно пытаясь отыскать хотя бы след того гарнизона, что ратоборствовал с его воинством. (Последний раз этой уловкой воспользовались два месяца назад: "зеркальный гарнизон" почти две недели отвлекал на себя эльфов Лориена и эсгаротское ополчение, позволив настоящей Северной армии практически без потерь вернуться к Мораннону). Только вот в подземелья замка соваться не рекомендовалось никому – о чем, впрочем, честно упреждали выбитые на стенах надписи на всеобщем языке.

...Консилиум на тропинке затягивался. Халаддин снял с плеч поняжку (в первый миг, как обычно, возникло блаженное ощущение, будто невесомо летишь по воздуху, потом оно ушло – осталась лишь накопившаяся за маршрут усталость) и приблизился к следопытам. Оба сержанта выглядели явно встревоженными: шли они все эти дни по глухим лесным тропкам, избегая торной дороги, соединяющей Дол‑Гулдур с Моранноном, однако присутствие людей даже в этих зачарованных чащах ощущалось разведчиками постоянно – и вот нате вам, пожалуйста: совсем свежие следы. Следы форменных сапог мордорского пехотинца... А Шарья‑Рана между тем ни о каких мордорских частях в районе крепости не поминал ни единым словом.

– Может, какие дезертиры из Северной армии, еще с той поры?

– Да навряд ли... – почесал в затылке Цэрлэг. – Любой дезертир из здешних мест слинял бы куда угодно, хоть в самое пекло. А эти явно базируются здесь поблизости: шли‑то без груза – судя по глубине отпечатков...

– Странный след, – поддержал его Ранкорн. – У людей из вашей Северной армии сапоги должны быть здорово стоптанные, а эти – будто только что с вещевого склада. Вон, гляди, как краешек ранта пропечатался.

– А из чего, собственно, следует, что это мордорцы?

– Ну, – переглянулись – с некоторой даже с обидой – следопыты, – высота каблука... форма носка...

– Я не о том. Вот мы с Цэрлэгом обуты в ичиги – и что ж с того?

Наступило краткое молчание.

– Черт... Тоже верно... Но смысл?..

Смысла в том действительно не было никакого... И решение, внезапно принятое Халаддином, было абсолютно иррациональным – прыжок во мрак. Собственно говоря, это было даже не его решение; просто какая‑то сторонняя сила негромко приказала: "Вперед, парень!" – и уж тут надо либо повиноваться не раздумывая, либо вовсе не играть в эти игры.

– Значит, так... До Дол‑Гулдура, как я понимаю, осталось всего ничего, дюжина миль. Сейчас подходим к дороге; дальше вы остаетесь, а я иду в крепость. Один. Если через три дня не вернусь – значит, все: поворачивайте оглобли, меня нет в живых. К крепости не приближаться ни при каких обстоятельствах. Ни при каких – ясно?

– Да вы что, сударь, спятили? – вскинулся орокуэн.