– Ну еще бы!.. Только разве это возможно?

– Для нашей службы нет ничего невозможного. Нужно только припомнить об этих людях все – приметы, дружеские и родственные связи, привычки... Нам пригодится любая мелочь, так что напрягите‑ка память.

А по прошествии еще получаса комендант слегка прихлопнул ладонью стопку исписанных листов, лаконично подытожив:

– Если они живы – найдем, – и Кумай отчего‑то сразу почувствовал: эти – найдут.

– Переодевайтесь, господин инженер второго ранга. – Гризли указал взглядом на комплект новенькой мордорской униформы без знаков различия (так тут были обмундированы все – и конструктора Джагеддина, и обслуга, и безмолвные охранники из разведслужбы). – Пойдемте, покажу вам наше хозяйство...

Хозяйство оказалось обширным и разнообразным. Кумая, например, дожидался великолепный планер невиданной им ранее конструкции: прямые и узкие, как эльфийский клинок, крылья почти двадцатиярдового размаха держались, казалось, вообще ни на чем – какой‑то невероятный материал, легче бальсы и прочнее каменной лиственницы: под стать планеру была и "мягкая" катапульта для его запуска – ну нет таких материалов в природе, хоть башку рубите! Тут только механик сообразил, что имеет дело с легендарным "Драконом" назгулов, дальность полета которого определяется единственным обстоятельством – сколько времени выдержит без посадки пилот в своей гондоле. Впрочем, пилотирование "Дракона" Кумай освоил с легкостью: известное дело – чем совершеннее техника, тем проще она в обращении.

Одновременно с Кумаем в Дол‑Гулдуре объявились четверо изенгардских инженеров "пробойного огня": так величали порошкообразную зажигательную смесь вроде той, что издавна использовалась в Мордоре для праздничных фейерверков. Изенгардцев привел сюда Росомаха – невысокий жилистый парень с чуть кривоватыми ногами, похожий на дунгарского горца; он теперь замещал Гризли, когда тому случалось отлучиться из крепости по своим секретным делам. К пробойному огню (его через небольшое время стали называть просто – порошок) мордорские мастера отнеслись поначалу весьма скептически: начиненные им каплевидные керамические сосуды с короткими крылышками летели действительно далеко, почти на две мили, но вот прицельность, мягко говоря, оставляла желать лучшего – плюс‑минус двести ярдов. К тому же как‑то раз "летающая капля" разорвалась прямо в направляющем желобе, убив случившегося поблизости рабочего; узнав же от изенгардцев, что такие истории случаются – "ну, не скажешь, чтоб регулярно, но быва‑ат, быва‑ат", – мордорцы лишь переглянулись: "Слышь, ребята? Ну‑ка его на хрен, этот пробойный огонь, – с ним своих спалишь скорей, чем чужих..."

Однако не прошло и трех дней после той аварии, как катапультисты пригласили Гризли на пробные стрельбы – похвастаться новым типом снаряда. Со стандартной трехсотъярдовой дистанции они первым же выстрелом превратили в решето группу из восьми мишеней; а всего и дела‑то было – полый керамический шар, набитый порошком с рубленными гвоздями и снабженный огнепроводным шнуром для зажигательных нафтовых кувшинов. Следующий шаг напрашивался сам: поместить емкость с порошком внутрь резервуара с огневым желе, что получается при растворении мыла в светлой фракции нафты – так, чтобы при взрыве липкие прожигающие хлопья разлетались во все стороны... Гризли оглядел тогда тридцатиярдовое пятно выжженной до минерального слоя почвы и изумленно обернулся к Джагеддину: "И это все натворил один‑единственный кувшин? Ну, ребята, поздравляю: наконец‑то вы придумали нечто стоящее!"

Вот тогда‑то Кумаю и пришло в голову, что такие снаряды – хоть зажигательные, хоть осколочные – можно не только выстреливать из катапульт, но и сбрасывать с планеров.