Кроме того, доктор с самого детства презирал бездельников. И все же он подсознательно чувствовал, что если начисто изъять из общества аристократию, распутную и бесполезную, то мир безвозвратно утеряет часть своих красок; скорее всего он станет справедливее, может быть – чище, и уж наверняка – гораздо скучнее, а одно это чего‑нибудь да стоит! В конце концов сам‑то он принадлежал к братству куда более закрытому, чем любая иерархия крови: его плеча некогда коснулся мечом – уж это‑то Халаддин знал абсолютно точно! – кое‑кто помогущественнее монарха Воссоединенного Королевства или кхандского калифа. Странно, но мало кто осознает, до какой степени антидемоктратичны в самой своей сущности наука и искусство...
Размышления его были прерваны сержантом, предложившим "кинуть на пальцах", кому стоять первую вахту. Футах в пятнадцати прямо над их головами огромной пушинкою проплыла сова‑сплюшка, напоминая своими печальными причитаниями – "Сплю!.. Сплю!.. Сплю!.." – о том, что хорошим детям давно уже пора на горшок и в постель. "Падайте, ребята, – предложил Халаддин, – а я заодно у костра приберусь". Вообще‑то весь сегодняшний вечер – с огнем (пусть даже хорошо укрытым) и временным отсутствием дозорного – был с их стороны чистейшим раздолбайством. Цэрлэг, однако, счел, что риск, в сущности, невелик – поиски Элоара прекращены, а в обычных условиях эльфийские патрули далеко от тракта не отходят; в конце концов, людям иногда надо дать чуть‑чуть расслабиться: постоянное напряжение может в свой черед выйти боком.
Костер тем временем прогорел дотла – солянки почти не дают углей, сразу обращаясь в золу, – и Халаддин, сунув Цэрлэгову "кхандскую" пиалу в котелок с остатками заварки, спустился к ручейку сполоснуть посуду. Он уже поставил на прибрежную гальку чистый котелок и отогревал дыханием пальцы, онемевшие от ледяной воды, когда по окружающим валунам пробежали быстрые отсветы – костер у него за спиною разгорался вновь. "Кому там из них не спится? – удивился он. – Что‑то я против света ни черта не разберу..." Черный – на фоне огня – силуэт замер в неподвижности, протянув руки к быстро разрастающимся оранжевым язычкам. Световой круг плавно раздвинулся, выудив из мрака лежащие кучкою тюки с поклажей, прислоненные к камню костыли Тангорна и обоих спящих, которые... Как – обоих?!! А у костра кто?! И в тот же самый миг до доктора дошло кое‑что еще, а именно: отправившись в свой двадцатиярдовый "посудный рейд" к ручью, он не захватил с собою оружия. Никакого. И тем самым, надо полагать, погубил спящих друзей.
Сидящий у огня между тем неспешно поворотился в сторону незадачливого часового и адресовал тому властный приглашающий жест: ясно как день – если бы это входило в его намерения, все трое давно уже были бы покойниками... В каком‑то оцепенении Халаддин вернулся к костру, сел напротив пришельца в черном плаще – и тут у него разом перехватило дыхание, как от хорошего удара в корпус: тень низко надвинутого капюшона скрывала пустоту, из которой на него пристально глядела пара тусклых багровых угольков. Перед ним был назгул.
ГЛАВА 15
Назгулы. Древний магический орден, деятельность которого издавна окружена самыми зловещими слухами. Черные призраки, якобы вхожие в высшие государственые сферы Мордора; им приписывались такие чудеса, в которые ни один серьезный человек никогда в жизни не поверит. Он и не верил – и теперь вот назгул явился по его душу... А мысленно выговорив эту расхожую фразу – "явился по его душу", он едва не прикусил себе язык. Халаддин, будучи скептиком и рационалистом, всегда при этом отчетливо сознавал: есть вещи, до которых не следует дотрагиваться пальцами – оторвет... И тут он услыхал голос – негромкий и глуховатый, с трудноуловимым акцентом, причем звук, похоже, исходил не из мрака под капюшоном, а откуда‑то со стороны. |