Изменить размер шрифта - +

Кастрилю нужен был символ прогресса и гуманизма, а Тимон Харланд как раз и
был таким символом.
     Странно, думал президент, что много, много лет назад они с  Кастрилем
были друзьями, юными идеалистами с единой целью. По складу характера Тимон
считался мыслителем и теоретиком, а Гондомар Кастриль человеком  действия,
практиком. Он с готовностью предоставлял Тимону право разрабатывать  планы
и программы, сосредоточив  все  свои  силы  и  способности  на  завоевании
власти, чтобы с ее помощью осуществить благородные и гуманные идеи Тимона.
Соратники называли их йогом и комиссаром.
     Но все это было давно. Теперь даже самые влиятельные телекомментаторы
и независимые члены Конгресса - их осталось только семеро -  не  могли  бы
назвать их так даже в шутку. Это было слишком опасно.
     С годами Кастриль стал жестче, а Тимон мягче. Достигнув  политической
власти, Кастриль перестал интересоваться  идеями  и  теориями.  Он  жаждал
власти и  получил  ее.  Но  ему  необходима  была  моральная  цельность  и
безупречная репутация, которых добился Тимон Харланд, не думая о них, в то
самое время, когда Кастриль добивался власти, полной и безраздельной.
     И вот неискушенный в политике Тимон превратился в  символ  власти,  а
Кастриль, вечно окруженный палачами своего политического отдела,  захватил
абсолютную власть, удерживая ее древними  методами  террора  и  репрессий.
Теперь Тимон Харланд понял, как это произошло. Жег что ему не удалось  все
предвидеть. Стольких несчастий удалось-бы избежать, столько жизней спасти.
     Все дело было в том, что в юности Тимон слишком много  думал  и  мало
чувствовал. Его наивность не знала предела. Он верил  всем  и  каждому,  а
больше всех своему другу Кастрилю. Если тот заявлял с подобающей  печалью,
что очередной товарищ оказался предателем, замышлявшим преступление против
государства, Харланд огорчался и с грустью думал о потерях,  неизбежных  в
политике.
     Харланд был наивен до глупости, и Кастриль довел  свое  коварство  до
совершенства. Он изолировал своего бывшего друга,  окружив  его  шпионами.
Сначала изоляция была незаметной, и долгие годы президент  не  подозревал,
что к нему не допускают его старых товарищей. Если он  устраивал  прием  и
приглашал на него кого-нибудь, кто считался  Кастрилем  нежелательным,  то
получал вежливый отказ и извинение, или приглашенный ссылался на  болезнь,
а иногда такого человека подстерегал несчастный случай. В  случаях,  когда
ему надо было позвонить кому-нибудь из политически  неблагонадежных,  того
невозможно было застать дома,  или  телефон  оказывался  испорченным,  или
собеседник был вынужден говорить  с  президентом  под  диктовку  клевретов
первого секретаря.
     Согласно конституции, все члены конгресса могли потребовать аудиенции
у  президента  по  вопросам   чрезвычайной   важности.   Два   независимых
конгрессмена воспользовались этой привилегией  и  попытались  предупредить
Харланда о том, чем занимается Кастриль. Это было еще в  то  время,  когда
президент верил Первому секретарю. Оба  конгрессмена  погибли.
Быстрый переход