Кастрилю нужен был символ прогресса и гуманизма, а Тимон Харланд как раз и
был таким символом.
Странно, думал президент, что много, много лет назад они с Кастрилем
были друзьями, юными идеалистами с единой целью. По складу характера Тимон
считался мыслителем и теоретиком, а Гондомар Кастриль человеком действия,
практиком. Он с готовностью предоставлял Тимону право разрабатывать планы
и программы, сосредоточив все свои силы и способности на завоевании
власти, чтобы с ее помощью осуществить благородные и гуманные идеи Тимона.
Соратники называли их йогом и комиссаром.
Но все это было давно. Теперь даже самые влиятельные телекомментаторы
и независимые члены Конгресса - их осталось только семеро - не могли бы
назвать их так даже в шутку. Это было слишком опасно.
С годами Кастриль стал жестче, а Тимон мягче. Достигнув политической
власти, Кастриль перестал интересоваться идеями и теориями. Он жаждал
власти и получил ее. Но ему необходима была моральная цельность и
безупречная репутация, которых добился Тимон Харланд, не думая о них, в то
самое время, когда Кастриль добивался власти, полной и безраздельной.
И вот неискушенный в политике Тимон превратился в символ власти, а
Кастриль, вечно окруженный палачами своего политического отдела, захватил
абсолютную власть, удерживая ее древними методами террора и репрессий.
Теперь Тимон Харланд понял, как это произошло. Жег что ему не удалось все
предвидеть. Стольких несчастий удалось-бы избежать, столько жизней спасти.
Все дело было в том, что в юности Тимон слишком много думал и мало
чувствовал. Его наивность не знала предела. Он верил всем и каждому, а
больше всех своему другу Кастрилю. Если тот заявлял с подобающей печалью,
что очередной товарищ оказался предателем, замышлявшим преступление против
государства, Харланд огорчался и с грустью думал о потерях, неизбежных в
политике.
Харланд был наивен до глупости, и Кастриль довел свое коварство до
совершенства. Он изолировал своего бывшего друга, окружив его шпионами.
Сначала изоляция была незаметной, и долгие годы президент не подозревал,
что к нему не допускают его старых товарищей. Если он устраивал прием и
приглашал на него кого-нибудь, кто считался Кастрилем нежелательным, то
получал вежливый отказ и извинение, или приглашенный ссылался на болезнь,
а иногда такого человека подстерегал несчастный случай. В случаях, когда
ему надо было позвонить кому-нибудь из политически неблагонадежных, того
невозможно было застать дома, или телефон оказывался испорченным, или
собеседник был вынужден говорить с президентом под диктовку клевретов
первого секретаря.
Согласно конституции, все члены конгресса могли потребовать аудиенции
у президента по вопросам чрезвычайной важности. Два независимых
конгрессмена воспользовались этой привилегией и попытались предупредить
Харланда о том, чем занимается Кастриль. Это было еще в то время, когда
президент верил Первому секретарю. Оба конгрессмена погибли. |