|
Я бы тоже посмеялся, но мне сейчас совсем не смешно. – Хватит. Чего он хочет? – спрашивает судья со вздохом. Толстый, вальяжный распорядитель жизни и смерти. Иудей переводит. Германец взрывается водопадом слов. Тит Волтумий морщится, слушая. Иудей начинает переводить слова германца: – Он просит суда богов. Я поднимаю брови. Все озадачены. – То есть? – спрашивает Ликий Пизон. – Поединок. Он требует поединка с обвинителем. Интересный поворот. Я с интересом смотрю на толстого судью. С ним поединок? Германец показывает в сторону толстяка. – С этим? – спрашивает иудей. Слушает варвара, поворачивается и говорит всему залу: – С этим. Германец кивает. Да, да, да. Божий суд против римского права. Смешно. Все уставились на судью. Ликий Пизон на глазах бледнеет. Бедняга. Щеки становятся пергаментными, словно из толстяка всю кровь выпустили. – Со м-мной? Разве можно быть таким недоверчивым? Я встаю. В зале – шум и смешки. На меня оглядываются. – Что же вы, Ликий Пизон? – говорю я насмешливо. – Вам выпала великая честь выступить в защиту цивилизации и римской культуры – против, скажем прямо, воплощения варварства. Вы же об этом так горячо говорили? Каким оружием предпочитаете биться? Ликий Пизон порывается что-то сказать, но не может. Вокруг откровенный хохот. Мы римляне. Мы любим, чтобы наш суд был настоящим представлением. Я продолжаю: – Возьмете гладий? Или, может быть, фракийский меч? Или вы предпочитаете спату? Благородный Ликий Пизон, расскажите нам о своих предпочтениях. Я почти не издеваюсь. Я действительно жду ответа. Мне на самом деле интересно. Зал уже лежит. Хохот такой, что германец растерялся. Он не понимает. Бедный Ликий Пизон пытается взять себя в руки. Мне его почти жаль. Цвет его лица меняется от красного к белому и обратно. Причем очень быстро. Так не бывает, но так есть. Наконец, бедняга находит способ сохранить остатки достоинства: – Римское право – вот главное, чем мы должны руководствоваться! Отличная фраза. И главное – ни о чем. Я вспоминаю, как Цицерон презрительно поддел одного из подобных знатоков: «Хорошо, давай поговорим о римском праве. Ведь это как раз то, о чем ты ничего не знаешь». Хороший был оратор, пока его не убили. Хохот уже всеобщий. Легионеры, охраняющие варвара, стоят с красными лицами, пытаясь сдержать смех. – Тогда позвольте мне, – говорю я. Молчание. Теперь уже такое – совсем полное. Полнее не бывает. – Что? – спрашивает Ликий Пизон. – Что вы имеете в виду, легат? «Всего лишь раб». Я готов выйти и вонзить в германца клинок. Что, я тоже становлюсь варваром? Нумоний Вала поднимается, просит внимания. Все затихают – легата Восемнадцатого здесь уважают. – Легат Деметрий Целест шутит, – говорит Нумоний громко и четко. – Конечно, он уважает римское право и власть, данную Августом пропретору. Так, легат? Он смотрит на меня с намеком – отступи. Я молчу. В голове звучит только: «Это мой меч. Я убиваю им своих врагов». Дурацкая молитва новобранцев… – Я – не варвар. – Легат? Я говорю: – Конечно. Я уважаю. Простите, судья. Прошу вас продолжать. * * * Наступает время огласить приговор. Входят ликторы, их шесть человек. Они несут снопы розг, но без воткнутых в них топоров. Пропретор, конечно, имеет право выносить смертные приговоры – всем, за исключением римских граждан. Утвердить смертный приговор гражданину Рима имеет право только принцепс. За ликторами выходит пропретор. Надо признать, сегодня Вар - само достоинство. |
