|
– Человека без руки? Я киваю. Потом спохватываюсь. Отчего я так уверен? Это мог быть любой другой однорукий. Точно. Хотя бы тот тип, которому Арминий отрубил кисть на рынке. Ну, это вряд ли. – Зачем ему было убивать вашего раба? – Думаю, ему нужна была вещь, доставшаяся мне от брата. Поэтому он проник в мою комнату. А тут входит старик… Это если двумя словами. Все просто. Молчание. Вой ветра. – Сложное сделать простым, – говорит Тит наконец. – Верно, старший центурион. * * * Германец откидывается, дышит все чаще. Дыхание прерывистое и сиплое. – Что с ним? – Он истекает кровью, – говорит старший центурион. Я вижу, что это правда. Пурпурная, почти черная кровь течет из ран в его запястьях, из колотой дыры под ребрами. Я опускаю взгляд. Германец практически сидит в луже собственной крови. Он хрипит. – Будьте вы прокляты, римляне, – переводит Тит бесстрастно. – Передайте моей Хельге… Это, видимо, его невеста… Что я… Что? – Он поворачивается к гему. – Что передать-то?! Нет ответа. Германец валится набок и замирает. Голова медленно опускается на грудь. Глаза широко раскрыты, огонек жизни в них медленно гаснет. Кончено. Сначала я не понимаю, что случилось. Потом… Не сметь умирать! Я еще не спросил про своего брата. Мертвые все должны знать. Германец ожил, Воробей вернул его душу с того света – в то же израненное тело, увы. Залечить раны – не в силах фигурки. Хотя… Я достаю Воробья, стискиваю в ладони. Залечить раны, мысленно приказываю я. Напрягаюсь до того, что темнеет в глазах. Ну же, начинай, велю я Воробью… Бесполезно. Германец мертв. Впрочем, сегодня я один раз уже вернул его с того света. Я могу сделать это еще раз. Воробей дает не силу, думаю я. Воробей дает возможность. – Что вы хотите сделать, легат? – спрашивает центурион. Слабость такая, что в глазах темнеет. Мир убегает куда-то в сторону… Падаю. В следующее мгновение Тит Волтумий оказывается рядом, помогает мне встать. Боги, как я устал. Голова кружится. Фигурка в ладони совершенно ледяная. Я пытаюсь шагнуть обратно к германцу… – Я не все узнал, – говорю я упрямо. Сжимаю в руке Воробья – до боли. – Мне нужно еще раз попробовать… – Поздно, – говорит Тит Волтумий. * * * Меня всегда интересовало, как я встречу свою смерть. Наверное, нет человека, который бы об этом никогда не думал. И, конечно, все происходит не так, как представлялось… Жаль. – Поздно, – говорит старший центурион. Взгляд жесткий. Морщины рассекают лоб. Я поворачиваюсь… Да чтоб тебя! На дороге перед нами с центурионом выстроились темные фигуры. Вспышка молнии освещает их – это германцы, шестеро. Длинные волосы и плащи развеваются на ветру. Посланцы Преисподней. Воины с той стороны Ахерона. – Что скажете, легат? – говорит Волтумий. Голос совершенно спокойный. Я говорю: – Смешно. Варвары все с мечами. Ветер развевает их плащи и рвет полы рубах. Лица суровые. Мечи пока в ножнах. «Договоримся?» – думаю я. Потом вперед выходит предводитель варваров, и я понимаю: проклятье, не договоримся. У предводителя нет руки, кисть замотана грязной тряпкой. Однорукий! – Он говорит: узнаешь меня, римская собака? – Тит Волтумий почти весел. – Меня зовут Демериг. Что ему ответить? – Скажи, что… Проклятье, сейчас не время… Скажи, что собаки плохо видят в темноте. Пусть приходит утром. Варвары смеются. Сверкает молния. – Это тот? – спрашивает центурион. |
