Хотя и в половину не столь удивительно, как находка Эйнсвуда.

А он, по своему обыкновению, не признал бы, что сотворил нечто из ряда вон выходящее.

На следующее утро, когда молодежь отправилась лицезреть парад, устроенный в честь королевы Португалии, Лидия с Эйнсвудом просвещали Дейна и Джессику.

Зная Баллистеров, как свои пять пальцев, Дейн ничуть не усомнился в этой истории, даже если бы перед ним не разложили документы на огромном столе в библиотеке.

Во что он никак не мог поверить, так это в то, что герцогу Эйнсвуду удалось докопаться до них.

– Как, черт тебя возьми, ты понял, что там находится то, чего никто даже вообразить не мог? – настойчиво допрашивал он друга. – Представьте только! Что за ангел-хранитель подтолкнул тебя обратиться в «Картон, Брейс и Картон»?

– Ты же мне и втолковывал, что Баллистеры по природе недоверчивы, – сказал Вир. – Именно ты проболтался о способности к подражанию и слабости к театру. Ты указал на то, что очень необычно для семейной родимой метки – священного знака рода Баллистеров – появиться на женщине. Естественно, это вызвало подозрение. Я просто сложил два и два. А раз уж Энн сбежала из отцовского гнезда, то я, рассуждая разумно, начал с поверенных ее отца. Я, конечно, не ожидал найти там ответы. Я просто надеялся напасть на след в правильном направлении.

Он сердито посмотрел на окружающих.

– Теперь, когда мы установили точное происхождение Лидии, и ей больше нечего беспокоиться по поводу дурной крови Джона Гренвилла, вы не думаете, что стоит это надлежащим образом отпраздновать? Не знаю, как вы, а мне требуется выпить.

Утро понедельника застало Берти и его будущую жену в утренней гостиной Эйнсвуд-Хауза, и то, что они там делали, не относилось к занятиям, которые положено устраивать молодым парам, когда те улучают секунду наедине.

Берти и Тамсин пытались придумать, как остановить войну.

Все остальные собрались в библиотеке, споря о будущем парочки. Они занимались этим с самого завтрака. Дейн с Эйнсвудом и их жены, с живым участием Элизабет, Эмили и даже Доминика.

Они все никак не могли договориться, где устроить свадьбу. В Лонглендзе, Аткорте, Лондоне – в церкви или в городском особняке. Они не могли прийти к соглашению, кто имеет право обеспечить приданое Тамсин, или место, где будут жить новобрачные, или средства для поддержания дома.

Поскольку по большей части спорили Дейн и Эйнсвуд, то вряд ли в ближайшем будущем следовало ждать перемирия. Предоставленные самим себе, леди могли бы договориться о приемлемых условиях, но мужья не оставили бы решение вопроса им, потому что сие означало бы уступить и пойти на соглашение.

Тамсин пребывала в весьма расстроенных чувствах. Она не желала принимать приданое. А еще она не хотела никого обидеть. Берти переживал за нее, как за себя самого. Он не мог и словом заикнуться о собственном будущем, потому что это будет выглядеть, словно он принимает чью-то сторону.

– По тому, как они спорят, – заметил он, – они не успокоятся до Судного дня. А между тем из Франции вот-вот возвратятся бабуля с Абонвилем, и они захотят, чтобы мы жили там.

– Я понимаю, что это граничит с неблагодарностью, – сказала Тамсин, – но все более притягательным начинает казаться тайное бегство в Шотландию.

– Нам и не нужно так поступать, – произнес Берти заговорщеским голосом. – В Лондоне и десяти минут не пройдешь, как наткнешься на какую-нибудь церковь. А там где церковь, там и священник.