Фима долго ломала голову, но так и не пришла к какому-то выводу.

– Подумаю об этом потом, – решила она и подошла к лежащей на столе выкройке с тканью.

Одного беглого взгляда Фиме хватило, чтобы понять: никогда и ни при каких обстоятельствах она не сумеет не только сшить, но даже правильно раскроить такое сложное платье. Впрочем, выкройка вскоре нашлась. Видимо, Ольга отчитывалась перед заказчиком за каждый этап работы. И выкройка ею уже была сделана и передана заказчику раньше.

– Но где же та, для кого это платье шьется?

Фима понимала, что маньяк не изменит своим привычкам. И пока платье не будет готово, его жертва, скорее всего, останется в живых. Значит, в задачу Фимы входило две вещи. Как можно дольше создавать видимость того, что работа над платьем у нее идет полным ходом.

«Пока работаю, живу».

И второе: Фима должна была делать все от нее зависящее, чтобы эта работа так и не была закончена.

«Иначе смерть той девушки будет на моей совести».

С платьем нужно было протянуть как можно дольше. Это давало им обеим шанс, что их найдут и спасут. Впрочем, насчет этого у Фимы были сомнения. Шанс, что их найдут, был совсем слабеньким. Если до сих пор маньяку все его злодеяния сходили с рук, то что могло бы в этот раз пойти не так? Нет, надежды на спасение извне у Фимы было совсем мало. И чем дольше она возилась с деталями выкройки, тем отчетливей она понимала две вещи. Ей никогда в жизни не справиться с этой работой правильно. И если она хочет спастись, то следует начать предпринимать усилия для своего освобождения уже сейчас.

Различные варианты спасения роились у нее в голове, но Фима отбрасывала их один за другим, как недостаточно надежные и правильные.

– Напасть на Валерия Павловича, как только он войдет? Но вдруг у него при себе окажется электрошокер или оружие? Он не производит впечатления наивного дурачка. И к тому же злодей имеет большой опыт общения с пленницами. Наверняка кто-нибудь из них уже предпринимал похожую попытку освобождения, и он готов к возможному проявлению сопротивления.

Следующая идея понравилась Фиме чуть больше и обдумывала она ее чуть дольше.

– Притвориться больной! Не слишком больной, чтобы ему захотелось от меня сразу же избавиться, но все же достаточно больной, чтобы не иметь возможности работать. Просто лечь и лежать! Жаловаться на головную или желудочную боль.

Но тут был один момент. Валерий Павлович обмолвился, что не всегда работал учителем химии. Что в свое время он был врачом. И как знать, возможно, врачом хорошим. Тогда ему не составит труда разоблачить симулянтку, а потом и наказать ее. Фиму это совсем не устраивало. Для выполнения своего плана ей нужно было заручиться расположением маньяка, а вовсе не вызывать в нем агрессию или недоверие.

– Он не видит во мне жертву, я не в его вкусе. Это хорошо. Плохо то, что я не умею шить. И как только он меня разоблачит, то сразу же отправит в расход.

И снова Фима задумалась о том, откуда у Валерия Павловича взялось убеждение в том, что она прекрасно шьет. Кто ему это сказал? И эта старая рана на ноге у злодея. Ее точно оставили те же зубки, что сделали и второй кусь.

«Но когда? Когда Пятница мог изловчиться, чтобы его тяпнуть? Они же раньше не встречались! И кто мог наплести злодею, что я прекрасно шью? Кому я такое говорила? Никому не говорила. Это же вранье! А мне врать незачем!»

И все же ответ пришел к ней, когда она уже перестала надеяться на него.

«Филипп Петрович! Только ему я говорила, что великолепно шью! Больше никому я такой ерунды не говорила!»

Но какая связь была между маньяком и тетушкиным очередным воздыхателем? И как могло получиться, что дома у них ночью побывал Филипп Петрович, а укус на ноге оказался у другого человека? Или к ним домой приходил все же Валерий Павлович? Приходил и был атакован и укушен Пятницей.