Именно этого он ждал. Соло исследовал ее так, как хотел сделать сначала, не оставив без внимания, ни один дюйм её тела. Он узнавал ее.
Он наслаждался ею, этой милой, уязвимой девочкой с сердцем, более совершенным, чем бриллианты. Он облизал ее шрамы на ногах.
— Такая красивая, — говорил он. — Такая совершенная.
— Я? Это ты красив и совершенен.
Когда она смотрела на него с удовольствием, страстью и желанием в глазах, он чувствовал себя прекрасным принцем, хотел быть таковым в детстве.
— Ты бы ничего не меняла во мне. — Утверждение, а не вопрос.
— Только если ты решишь оставить эту постель, прежде чем мы на самом деле займемся стоящими вещами!
Он хихикнул. Юмор. В сексе. Соло никогда не знал, что это возможно. Но тогда, он не был с такой женщиной как она, женщиной любви и света.
— Я покажу тебе стоящие вещи, — проворчал он с ложной свирепостью.
Он намеревался сделать именно это. Его собственное желание одолело его, заставляя спешить, но это было слишком важно, чтобы спешить, он жаждал ее удовлетворения слишком отчаянно, был полон решимости сделать это воспоминанием, которое Вика будет лелеять всю оставшуюся жизнь, что он был достаточно осторожен, и изучил ее реакции.
Когда она ахнула, стало понятно — ей понравилось то, что он делает.
Когда она застонала, стало понятно — ей действительно понравилось то, что он делает.
Но когда она начала извиваться от наслаждения, он понял, что теперь принадлежит ей.
Все время Вика мяла и царапала его спину и, казалось, не получала достаточно, казалось, нуждалась в нем, в некоторой части его, а когда она схватила его руку и втянула в рот палец. Он чуть не выскочил из кожи.
— Ты действительно готова для меня, милая?
— Пожааалуйста.
Она выкрала слово прямо из его головы.
— Я должен взять презерватив. Я безопасен и чист, но мы не хотим рисковать забеременеть.
— Нет. Я хочу тебя чувствовать. Только тебя. Хотя бы на первый раз.
О-о, да. Она, несомненно, украла слова из его головы. Соло знал о риске, как и сказал, но, казалось, не мог заставить себя позаботиться об этом.
Он переместился в нужную позицию, приготовился, но не взял ее. Еще нет. Их губы слились в еще одном горячем поцелуе, когда Вика обхватила его талию ногами.
Наконец он вошел. Соло хотел быть нежным, но она такая маленькая, и ему пришлось оказать больше давления, чем надеялся. Вика ахнула, когда он, наконец, скользнул в нее, и ее тело затряслось от шока вторжения.
— Ты в порядке? — спросил он, стиснув зубы.
— Дааа, — сказала она со стоном.
Значит, он выполнил свою работу, подготовил ее должным образом. Когда он двинулся в ней, она застонала, давая больше, чем он когда-либо воображал, ни в чем не отказывая.
Вика держалась за него, дышала на ухо, выкрикивала его имя, выгибалась под ним, двигалась, кричала, тянула за волосы, царапала ему спину, целовала, целовала и снова целовала.
И когда он знал, что она находилась на грани потери дыхания, Соло поднял голову и всмотрелся в ее глаза. Глубоко, так глубоко.
— Вика, — сказал он. — Я дам тебе все, что могу, клянусь, и тебе понравится это. Обещай это же мне.
— Соло, любимый, Соло. — Ее дрожь усилилась. — Обещаю. И я отдам тебе все. Все, что у меня есть.
— Сделаю тебя настолько счастливой, что ты скажешь это. — Когда он целовал и брал ее, то делал шаг к тому, что обещал отдать ей все, что у него когда-либо будет.
Она — все, что он когда-либо хотел, все, о чем думал, что никогда не сможет иметь, и Вика выдыхала его имя много раз, зовя его, принимая как никогда глубоко. |