Расценив ее молчаливость по‑своему, Турнотур чуть приподнял голову дочери за подбородок.

– Думаешь подстрелить гринду из лука, а, амазонка? – усмехнулся он в усы, убирая со лба девятнадцатилетней девчонки светлую прядку волос. Блочный трехкилограммовый лук для охоты, подаренный Милен на десятилетие, был предметом особенной гордости девушки. Она долго приноравливалась и пристреливалась, прежде чем начать без промаха бить свою первую дичь, но со временем стала обращаться со смертоносной игрушкой не хуже любого мальчишки. – Хоть он и мощный, но, боюсь, делу это мало поможет. И никаких стрел не хватит. Видела, какая у этих дельфинов шкура?

С палец толщиной, а под ней еще жировая прослойка, вот такая. Тут и гарпун‑то не всегда берет.

– Вот именно, знаю. Но если взять наконечники с…

– Слушай, что говорит отец, – вышедшая на крыльцо мать подала мужу крынку с козьим молоком. – Таков закон. Представляешь, что будет, если дочь старейшины первая его нарушит? Он и так на многие твои выходки закрывает глаза, верно, Турнотур?

– Угу.

Последний аргумент возымел должное действие, и девушка уступила, нахмурившись и надув хорошенькие губки, которые по праздникам подкрашивала соком подсушенной чернорябины.

– Ты вместе с остальными будешь ждать на берегу и помогать разделывать мясо, – напившись и утерев усы, смилостивился отец, поцеловал в лоб жену. – Я пошел.

– Осторожней, – она протянула сверток. – Здесь сыр, хлеб и немного зелени.

– В который раз, – капитулировав, буркнула Милен, недовольно скрестив на груди руки.

– Доброе утро, мастер Турнотур! – помахал рукой подходящий к дому рослый белокурый парень с едва обозначившейся бородкой, несущий на плече здоровенный зазубренный гарпун, с мотком веревки, обмотанным вокруг талии.

– И тебе доброе, Олаф! Готов как следует поохотиться? – поинтересовался старейшина, гладя по морде пони, которого подвел грум. Исландский верховой, сотни лет выращиваемый на Фарерах, после Катастрофы стал заметно выше прежних максимальных полутора метров и прибавил в весе, позволив ездить на себе взрослому мужчине.

– Еще бы! Да я хоть сотню китов уложу голыми руками, – без тени бахвальства бодро откликнулся паренек. – Здравствуйте, госпожа Ламбар.

– Здравствуй, Олаф, – женщина указала на его кожаную рубаху, поверх которой была надета куртка из овечьей шерсти. – Не легко оделся?

– Не продует. О, привет, Милен! Я уже аквафермы проверить успел, а вы все почивать изволите, Ваше Высочество. Отлично выглядишь.

Вспомнив про свой внешний вид, Милен покраснела и, спрятавшись за мать, по‑детски показала насмешнику язык. Олаф с веселым смехом пошел вслед за пони, на которого успел залезть Турнотур.

– Разговор про лес еще не закончен, – он погрозил дочери пальцем.

– И чего этот болван вечно меня подкалывает! – огрызнулась Милен, плотно прикрывая дверь – с неба начинало накрапывать. – Наглый, самоуверенный… чурбан!

– Я в твоем возрасте была о мальчишках такого же мнения. Пока не встретила твоего отца. Да и война много чего изменила, – хлопоча по дому, увещевала мать. – Разве не видишь, что ты ему нравишься. К тому же тебе уже скоро замуж, а Олаф Ульгерссон хороший дровосек и рыбак, да и из приличной семьи. И веселый, что сейчас большая редкость. Мне он нравится.

– И слышать ничего не хочу, – тоном, не терпящим возражений, отрезала дочь.

– Ладно‑ладно, – дипломатично закрыла тему мать. – Переодевайся и завтракать. Лепешки остынут, а скоро на берег идти, сегодня большая охота.