— Robert, — попросил Каминский, — tell us about your novel.

— I wouldn’t dare call it a novel, it’s a modest thriller for unspoilt souls. A man happens to find out, by mere chance, that a woman who left him a long time ago…

Я стал рассказывать о своем трудном восхождении. Передразнил тракториста и скорчил рожу — вот какой он был и вот как дергался в такт работе мотора. Моя маленькая пантомима вызвала всеобщее веселье. Я изобразил, как наконец добрался наверх, как ужаснулся, обнаружив улицу, как обследовал почтовые ящики.

— Только представьте себе! Гюнцель! Что за фамилия!

— А что такого? — спросил банкир.

— Ну послушайте, разве можно жить с такой фамилией!

Я описал, как Анна открыла мне дверь. В этот момент она внесла сладкое; конечно, я испугался, но интуиция подсказала мне, что было бы большой ошибкой просто замолчать. Я выпучил глаза, передразнивая Анну, и показал, как она захлопнула дверь перед моим носом. Я точно знал, что жертва всегда узнает себя последней. И в самом деле: она так швырнула поднос на стол, что зазвенела посуда, и вышла. Богович не отрываясь глядел в окно, банкир закрыл глаза, Клюр потирал лицо. В тишине раздавалось громкое чавканье Каминского.

За десертом, приторным шоколадным кремом, я рассказал о репортаже, в котором написал о смерти столь эффектно ушедшего из жизни художника Вернике.

— Вы ведь знаете Вернике?

Как ни странно, никто о нем не слышал. Я изобразил момент, когда вдова запустила в меня тарелкой, ни с того ни с сего, у себя в гостиной, она попала мне в плечо, в общем-то больно было.

— Жены, — объявил я, — это вообще кошмар любого биографа, и новая работа доставляет мне радость в том числе из-за отсутствия… Но вы же меня понимаете!

Каминский подал знак, все как по команде встали. Мы вышли на террасу. Солнце опускалось за горизонт, пурпурные склоны гор выделялись на фоне неба. «Amazing!» — воскликнула миссис Клюр, муж нежно погладил ее по плечу. Я допил вино и осмотрелся в поисках того, кто налил бы мне еще. Я ощущал приятную усталость. Пора было уходить и еще раз прослушать кассеты с интервью, записанными за две последние недели. Но уходить не хотелось. Может быть, они все-таки предложат мне переночевать здесь, в горах. Я придвинулся к Мириам и глубоко вдохнул.

— «Шанель»?

— Простите, что вы сказали?

— У вас духи — «Шанель»?

— Духи? Нет. — Она покачала головой и отодвинулась. — Нет!

— Вам лучше отправиться в путь, пока не стемнело, — посоветовал Богович.

— Еще успею.

— Иначе не найдете дороги обратно.

— А вам что, случалось здесь заблудиться?

Богович ухмыльнулся.

— Я никогда не хожу пешком.

— Фонарей на улице нет, — добавил банкир.

— Кто-нибудь может подбросить меня на машине, — предложил я.

На секунду все замолчали.

— Фонарей на улице нет, — повторил банкир.

— Он прав, — хрипло прокаркал Каминский, — вам пора спускаться.

Я стиснул бокал в руке и по очереди обвел всех глазами. Красный свет заходящего солнца переливался между их темными силуэтами.