Вэл Макдермид. Последний соблазнТони Хилл и Кэрол Джордан - 3
Кэмерону Джозефу Макдермиду Бэйлли: подарок по общим меркам весьма скромный, но по моим возможностям – наилучший
Соблазн последний – нет страшней измен: Поступок хоть и добр, но из гнилых пелен. Т. С. Элиот. «Убийство в соборе»
Только беря на себя ответственность за психологический диагноз государственных устремлений, психология становится по‑настоящему важной. Макс Симонайт, военный психолог Вермахта. 1938 год
История болезни
Имя: Вальтер Нойманн Сеанс № 1 Медицинское заключение: Очевидно, что пациент некоторое время страдает самонадеянным ощущением непогрешимости. Наблюдается вызывающая беспокойство заносчивость, а также непомерное самолюбование, исключающее любую возможность того, что пациент может стать объектом серьезной критики. Когда его слова подвергают сомнению, он обижается и с большим трудом прячет раздражение. У него отсутствует потребность защищать себя, так как он считает свою правоту само собой разумеющейся, несмотря на все доказательства обратного. Его способность к самоанализу весьма ограниченна. Типичная реакция на вопрос – встречный вопрос. Пациент с очевидной неохотой задумывается о своем поведении и о последствиях своих поступков. Ему чужды здравый смысл и понятие ответственности. Он легко впадает в состояние аффекта, скорее всего пользуясь им как привычной маской. Лечение: Шоковая терапия.
1
Голубым Дунай не бывает никогда. А вот сине‑серым, грязно‑коричневым, бурым, ржавым, цвета хаки с потными разводами и других бесчисленных промежуточных оттенков он быть может; из‑за чего мгновенно отрезвляет любого стоящего на берегу мечтательного романтика. Иногда он маслянисто поблескивает под лучами солнца там, где собираются суда, покрывающие его поверхность нефтяной пленкой, и в это время на память приходят переливчатые шейки голубей. Зато темной беззвездной ночью он черен, как сам Стикс. Правда, в Центральной Европе перед началом нового тысячелетия одним пенни не отделаешься, если хочешь, чтобы перевозчик доставил тебя на другой берег. И с берега, и с воды то, что открывалось взгляду, было похоже на заброшенную портовую мастерскую. В щели между досками высоких ворот если что и можно было рассмотреть, так лишь гниющие останки барж да проржавевшие механизмы, прошлое назначение которых оставалось тайной. Если кто‑нибудь особенно любопытный тормозил на пустынной дороге и заглядывал во двор, то и ему приходилось констатировать, что он видит еще одно промышленное кладбище коммунистической эпохи. Однако никому в голову не приходило особенно любопытствовать. Разве что кто‑то, возможно, задавался вопросом: зачем даже в самые алогичные тоталитарные времена открывать на этом месте предприятие? Какую сторону ни возьми, до ближайшего, относительно значительного человеческого жилья не меньше двенадцати миль. На немногих здешних фермах, чтобы сделать их рентабельными, надо вкалывать и вкалывать, так что свободных рук нет и в помине. Когда открыли мастерскую, рабочих возили на автобусах за пятнадцать миль. Единственным ее преимуществом было такое расположение, что с реки, как ни смотри, ничего не увидишь за длинной песчаной косой, колючим кустарником и немногими деревьями, клонившимися по воле ветра. Правда, это как раз и было определяющим преимуществом для тех, кто со старых нелучших времен тайно пользовался разрушающимся объектом промышленной архитектуры. На самом деле тут все было не таким, каким казалось. Ни о какой разрухе даже речи не шло, так как здесь располагался действующий промежуточный пункт для путешественников определенного свойства. |
