Синяки почти полностью сошли, однако припухлость около глаз осталась, словно Кэрол много плакала, прежде чем заснуть. На лечение Тони требовалось больше времени. Перебитые пальцы все еще болели, и ребра тоже постоянно давали о себе знать. Но все это было явлением временным.
Оба сделали все от них зависящее, чтобы справиться с физическим нездоровьем, но оба боялись, что душевные раны другого никогда не затянутся.
В конце концов Кэрол нарушила молчание:
– Помнишь, что напоследок сказал Радецкий?
Тони кивнул:
– Он победил, потому что ты никогда не освободишься от него?
– Да. – Кэрол помешала кофе в чашке. – Знаешь, он оказался не прав. Ему не удалось залезть ко мне в душу. Разве что в тело. А это не считается. Вот так. Это он не свободен. Потому что я залезла ему в душу. И он не победил.
Улыбка едва заметно коснулась губ Тони – и его глаз тоже.
– Я рад. Останешься в полиции?
– Это все, что я умею. Но с Морганом и его людьми работать не буду. Мне все равно, что он думает. Я не такая, как он, и не позволю, чтобы он убедил меня в обратном. Мне дали немного времени на раздумья по поводу того, чем я хочу заниматься и где хочу работать. А как ты? Будешь и дальше прятаться?
– Нет, больше не могу. Если последние несколько недель и прояснили что‑то, то лишь одно – психологические портреты у меня получаются лучше всего. Вот вернусь, попытаюсь прощупать почву. Может быть, найдется что‑нибудь для меня в Европоле. Я могу отлично ладить с такими полицейскими, как Петра и Марийке.
– Это хорошо. А я боялась, что ты опять убежишь.
Они опять надолго замолчали, и на сей раз первым заговорил Тони:
– Итак, куда отправимся?
Кэрол пожала плечами:
– Понятия не имею. Вперед и вверх.
– Мне нравится.
Кэрол улыбнулась:
– Не думаю, что у тебя есть выбор.
|