– Его нет. Думаю, он один на барже. Сейчас поворачиваю. Если слышишь меня, то выйди на свет и махни рукой.

Тони обернулся и посмотрел в ту сторону, откуда пришел. Показалась Марийке. Она подняла руку и опустила ее.

Самым разумным было идти к ней и ждать приезда полицейских. Но ведь Манн мог тем временем уйти. Или кто‑нибудь из его команды мог вернуться. К тому же Тони не был настроен на разумные решения.

Он не мог сопротивляться мысли, что оказался в правильном месте в правильное время. И хотя ощущение опасности никуда не девалось, ему больше не хотелось принимать его во внимание. У него в сердце занозой сидела вина перед Кэрол, и он знал, что это навсегда. А еще он не сомневался, что не сможет с этим сжиться. Поэтому, если смерть настигнет его тут, может быть, оно и к лучшему.

– Извини, Марийке, не могу ждать. Я иду. Скрести за меня пальцы.

Тони на секунду закрыл глаза и набрал полную грудь воздуха. После избиений Кразича его тело успело набраться сил, и бояться было нечего. Теперь нужно было сконцентрироваться на Манне.

Он ступил на сходни «Вильгельмины Розен» и громко крикнул:

– Эй, есть кто‑нибудь? Можно мне подняться на борт?

Ему было известно, что существуют правила приличия для тех, кто хочет побывать на борту судна, ничем не отличающиеся от правил посещения чужого дома, и не стоило заранее вызывать тревогу у Манна.

Никто не отозвался, хотя рулевая рубка и каюта внизу были освещены. Тони поднялся выше и позвал еще раз. На сей раз в дверях рубки появилась голова. Тони узнал молодого человека с конским хвостом, которого видел в Кобленце. У него было искаженное лицо, так как он пытался разобрать, кому понадобилось звать его да еще закрывать собой свет на причале. Тони перешел на немецкий язык:

– Могу я подняться к вам?

– Кто вы? – спросил молодой человек, по всей вероятности, Вильгельм Манн.

– Я ищу Вильгельма Манна.

– Я Вилли Манн. Что надо?

– Мы можем поговорить? Дело личное, – ответил Тони, вытянув руки вдоль тела и стараясь производить безобидное впечатление. Настал решительный момент. Если он чего‑то не учел, даже последнюю мелочь, Манн заподозрит неладное.

Молодой человек нахмурился:

– Что за личное дело?

– Это касается вашего дедушки.

Тони как будто невзначай сделал еще один шаг наверх, желая показать, будто ничего особенного в его намерениях нет.

На лице Манна появилось удивленное выражение.

– Я видел вас в Кобленце. Вы преследуете меня? Что вам нужно?

– Просто поговорить. Можно?

Тони стоял уже наверху сходней, делая вид, что нет ничего естественней его появления тут.

– Ну можно. Идите в рубку, – неохотно проговорил Манн.

Великолепный вид, подумал Тони, оказавшись на барже. Вокруг все сверкало. Дерево было натерто до зеркального блеска, медь словно светилась изнутри. На подставке стояли свернутые карты, и на столе не было даже кофейного пятнышка. Манн прислонился к стене, скрестив на груди руки. Он выглядел молодо и был готов к защите. На мгновение Тони увидел внутри его несчастного мальчишку и почувствовал знакомый прилив сочувствия. Кто знает, через что ему пришлось пройти, прежде чем он стал таким? Тони не составляло труда представить худшее, и ему было не по себе. Но одно он знал наверняка: если подражание грубости деда могло сломать Манна, то все равно идти этим путем ему не стоило. Надо было найти другой способ связать все убийства, и в этом заключалась его профессиональная задача.

– Что вам известно о моем деде? – спросил Манн.

– Мне известно, что с ним делали в замке Хохенштейн.

У Манна округлились глаза, и он еще крепче обхватил себя руками.