.
От проявленного к ней великодушия Анна Карловна еще пуще зашлась слезами, а потом с ненавистью взглянула на Семена.
– Черт!
– Неправда, – помотал головой подросток.
– Ну зачем ты так, Анечка, – расстроился участковый.
– А чего он?
– Чего? – не понял милиционер.
– Чего я? – поинтересовался и подросток. – Я – сын ваш. А дети всякие бывают. Больные и убогие, глупые и умные! Но я – не черт!
– Ты – убогий!
– Пусть так, – согласился Семен. – Я скоро уйду.
– Мы тебя не гоним, – пожалел сына Синичкин.
– Мне самому нужно.
– А а, – вспомнил Володя. – Деревом становиться.
– Ага.
– Не могу мешать предназначению!.. Или подвигу?..
– Корням.
– Чего?
– Их росту, – пояснил подросток.
– А куда пойдешь?
– Найду куда встать. Места много, а Россия большая.
– Ну ну.
– И когда в путь? – всхлипнула Анна Карловна.
Семен задумался, а потом ответил точно:
– Через пятьсот тридцать шесть секунд.
– Значит, через пять минут, – прикинул Синичкин.
– Через девять, – машинально поправила жена.
– А я хотел Жечку Жечкова пригласить, чтобы он тебя на камеру снял, как чудо природы! Хочешь славы?
– Слава – часть моего подвига. Так что не нужно Жечки!
– Ну смотри…
Все остальные восемь минут семейство промолчало, словно на похоронах. На девятой подросток встал, поправил отцовы брюки, застегнул рубашку на верхнюю пуговицу и поклонился родителям в ноги.
– Спасибо за то, что вырастили! Не держите зла! За этим прощайте!..
Он вышел в дверь, спустился на улицу и пошел по свежему снегу в сторону Ботанического сада. Там он прошел в ворота, причем билет у него не спросили, да и вслед не посмотрели.
Семен уверенно миновал несколько аллей и вошел в павильон экзотических деревьев. Разувшись, он встал возле японского дерева сакура и пустил из левой пятки нежный корешок…
К вечеру садовник Валерий Михайлович Каргин, шестидесяти семи лет от роду, пришел к сакуре с лейкой и обнаружил возле нее неподвижно стоящего молодого человека. Лицо юноши было покрыто густой черной порослью, а большие черные глаза были спокойны и притягивали к себе взор садовника.
– Ты кто? – поинтересовался старик.
– Я – дерево, – ответил Семен.
– Уже поздно. Шел бы ты домой, а то в милицию загремишь!
– Валерий Михайлович? Каргин?
– Да а, – ответил служащий недоуменно.
– Если вам не трудно, будьте любезны полить мне под левую ногу.
– Эх, сынок, не знаю, забавляешься ты над старостью или умом тронулся, но в любом случае тебе бы к дому двигаться. Одиннадцатый час, однако!..
– У вас, Валерий Михайлович, под правой подмышкой большая папиллома. Ее удалять надо срочно, а то еще сорок дней – и переродится она в опухоль нехорошую. Сестре же своей передайте, что не радикулит ее мучает, а почки нездоровы. Пусть к врачу обратится, и облегчение будет!
Садовник Каргин стоял с открытым ртом, а потом вдруг встрепенулся:
– Куда, вы говорите, полить? Под какую ножку?
– Под левую, пожалуйста…
Михалыч согнулся над конечностью, завернул юноше брючину и обнаружил лодыжку, поросшую корой, причем такой крепкой, словно дубовой. Садовник сглотнул и полил ступню из лейки обильно, рискуя обделить сакуру.
– Спасибо, – поблагодарил Семен.
– Не за что, – отозвался Михалыч. – Нам воды не жаль. |