– Я же говорил! – низенький улыбнулся еще шире, похлопав затянутого в костюм по плечу. – Ну, собственно, у меня больше вопросов нет! Спасибо на добром слове!

– Вы продержитесь на посту мэра полтора года, затем сделаете неверный выбор, вас арестуют и вы без суда и следствия проведете в тюрьме шесть лет. За это время от вас уйдет жена, а дети откажутся от отца преступника!..

– А кто станет мэром после меня? – Казалось, что низенький ничуть не испугался такой перспективы.

– Мэром станет ваш заместитель, вон тот, в костюме.

– Лиокумович?.. – удивился будущий градоначальник и посмотрел на густо покрасневшего спутника. – Ну ну!..

Отцы города на том закончили с человеком деревом, причем у затянутого в костюм возникло нестерпимое желание срубить говорящее растение, распилить деревяшку на части и подвергнуть огню…

Из за сакуры появились Жечка Жечков и оператор латыш Каргинс.

Усталый до крайности Жечка поглядел в видоискатель камеры, промотав пленку с самого начала, и, казалось, был удовлетворен.

– Ну что, дерево? – проговорил представитель Книги рекордов. – Мне что нибудь скажешь?

– А что ж не сказать, – откликнулся Семен. – Ты станешь богат! Ты будешь владеть фантастическим состоянием. Ты сможешь играть в казино столько, сколько захочешь, а денег у тебя не станет меньше!

– Сколько я буду жить?

– Ты умрешь через час после того, как скончается твой оператор!

Оператор вздрогнул и чуть было не выронил камеру.

– А когда умру я? – поинтересовался он, вдруг ощутив противную дрожь в районе поясницы.

– Тебе я не могу сказать этого, – проговорил усталыми губами Семен. – Но ты тоже станешь богатым!

– Почему не можешь?!! – возмутился оператор. – Сказав «а», скажи и «б»!

– Что мне говорить, решаю я, – спокойно ответил человек дерево.

Каргинс огляделся по сторонам и схватился за стоящую возле стеклянной стены лопату.

– А я решил срубить тебя!

– Дело твое!

– Последний раз спрашиваю! – оператор замахнулся.

– Мое время погибать еще не пришло.

– Ах ты!.. – оператор со всей силы рубанул по ноге корню. Раздался неприятный хруст, прыснуло кровью, но какой то чересчур светлой, и Семен сморщился от боли.

– Ты что делаешь! – вскричал Жечка Жечков. – Нас же посадят! Грош цена нашим съемкам!..

– Он говорит, что конец его еще не пришел, – бушевал латыш. – А я говорю, пора!

Он вновь размахнулся лопатой, но тут раздался вы стрел. Стоящая на земле камера разлетелась вдребезги. От ужаса представитель Книги рекордов побелел и заговорил быстро быстро:

– Кто?!. Где?!. А?..

Стрелял из темноты садовник Михалыч.

– Еще одно движение – и выстрелю в голову! Бросай лопату!

Оператор латыш покорно отбросил лопату в сторону и поднял руки.

– А ну, валите отсюда! – приказал Михалыч. – Чтоб ноги вашей здесь не было!

– А ты чего, старик, здесь командуешь? – попытался было воевать Жечка, но, встретившись глазами с двумя ружейными стволами, ретировался. – Уходим… Ах, гадина, кассета вдребезги!

– Ну!..

Они ушли, а Михалыч накопал из под сакуры землицы и стал затирать ею рану. Человек дерево изредка морщился от боли, но вел себя достойно мужчины.

– Может, завтра передышку сделаем? – предложил садовник.

– Нет, – отказался Семен. – Времени мало.

– Ну, будь по твоему…

Старик до конца обработал рану, затем снял с себя ватник и расстелил его возле сакуры.