Михаил нацелился ему в спину, но автомат лишь щелкнул вхолостую. Выругавшись, Михаил подобрал автомат маленького казаха, пробежал вслед «кожаному пиджаку» метров двадцать, а потом дал длинную, до последнего патрона в магазине, очередь.

Мужчина в кожаном пиджаке споткнулся и упал. Потом поднялся и пошел дальше, но уже медленно, прихрамывая, затравленно оглядываясь назад и по‑прежнему волоча за собой непонятный предмет.

Это упорство «кожаного пиджака», не желавшего не только умирать, но и расстаться со своей поклажей, привело Михаила в состояние исступления. Он выхватил из кобуры пистолет и побежал в степь, за «кожаным пиджаком», стреляя на бегу. Где‑то с третьего или четвертого выстрела Михаил поразил цель. Преследуемый медленно опустился на колени и лег лицом вниз.

Совсем так, как требовал пять минут назад Гвоздев.

Гвоздев.

Михаил замер. «Кожаный пиджак» темным пятном лежал на постылом песке. Стрелять больше было не в кого. Наступило время оглядеться.

Когда Михаил это сделал, ему стало не по себе. Он стоял один. Вокруг больше не было ни одного человека, который мог бы держаться на ногах.

Гвоздева тоже не было. И тогда Михаил рванулся назад.

И он увидел поочередно: маленький казах, раскинув руки, глядел в степное небо мертвыми глазами. Бородач, выше бороды которого практически ничего и не было, одна сплошная дыра. Сашка, быстро и неглубоко дышащий, потому что глубокие вздохи наполняли его тело острой сквозной болью.

А чуть дальше на песке лежал Гвоздев. Со строгим спокойным лицом. И маленькая дырочка на горле, под кадыком. На пару сантиметров выше бронежилета. Руку маленького казаха в последние секунды его жизни не иначе как направлял дьявол.

Еще в двадцати‑тридцати метрах – Олег, у которого уже не сводило судорогой ноги. И его окровавленный рот больше не произносил слов. И не издавал стонов.

Потом еще Серега. Потом еще два ублюдка.

И – о господи! – эта рука: черная обгоревшая рука, которая торчала из песка страшными короткими пальцами, растопыренными, словно пытающимися схватить Михаила, последнего оставшегося в живых. Рука хотела утащить его с собой, в страну мертвых.

Михаил с ненавистью плюнул в сторону оторванной кисти. Правда, плевок получился не столь эффектный, как хотелось. Откуда взяться слюне в пересохшем рту человека, который за последние пять минут потерял четверых друзей и убил...

Сколько он там убил? Четверых? Или пятерых? Не важно.

Его правая рука все еще сжимала рукоятку пистолета. А что это за тяжесть в левой руке? Михаил с удивлением покосился влево.

Он держал в левой руке тот самый предмет, который со странным упорством волочил за собой раненый «кожаный пиджак». Предмет оказался синей спортивной сумкой с надписью «Мальборо» латинскими буквами на боку. Сумка была тяжелой. Килограммов на десять‑двенадцать.

Михаил, сам того не замечая, подобрал ее в степи и притащил обратно, к телам убитых. Вот это стресс. Он криво усмехнулся. Хотя веселого в его положении было мало.

Операция была провалена. Потери личного состава – восемьдесят процентов. Взято в плен – ноль. Ценной информации получено – ноль. Полный абзац.

Кровь колотилась в висках, заглушая все остальные звуки: ленивый посвист ветра и Сашкины стоны. Он стоял посреди степи с таким чувством, будто волею судеб остался последним человеком на земле. Он чувствовал усталость, опустошенность и разочарование. Солнце яростно светило ему в затылок, как будто старалось добить, уничтожить и его, заставить лечь рядом с остальными и больше не вставать.

– Черта с два, – буркнул он себе под нос, непонятно к кому обращаясь. Но передохнуть все‑таки стоило.