И кто бы ни пробрался сегодня в мою спальню, он увидел брата, который сидел там, похожий на меня как две капли воды и одетый точь-в-точь как я, — и он воткнул кинжал в спину брата, думая, что это я!
Лейтенант Луриа в замешательстве посмотрел на Эллери.
— А знаете, — задумчиво произнес Эллери, — это очень похоже на правду. По-моему, Джон уловил весьма важный момент. Но это же предполагает одну любопытную возможность.
— Какую?
Эллери обратился к Джону Себастиану.
— Ты утверждаешь, что ты Джон — тот самый Джон, которого воспитал мистер Крейг, которого полюбила Расти, который написал стихи, опубликованные мистером Фрименом, тот Джон, которого мы все знаем, то есть Джон Первый?
— И ты говоришь, что покойник наверху — твой близнец, который вырос в Айдахо у доктора Холла, объявился в Нью-Йорке несколько месяцев назад и открылся тебе, — то есть Джон Третий?
— И что?
— И что я хотел бы знать, — добродушно сказал Эллери, — так это следующее: а почему не может быть наоборот?
Джон был озадачен.
— Что?
— До сих пор я от тебя не слышал и не видел ничего такого, что могло бы доказать, что ты — Джон Первый, кроме ничем не подкрепленного твоего утверждения, что это так. Поэтому я тебя спрашиваю: как мы узнаем, что убит не Джон Первый? Как мы узнаем, что ты не Джон Третий?
Все в гостиной раскрыли рты.
Джону удалось прикрыть свой рот ровно настолько, чтобы успеть, задыхаясь, вымолвить:
— Ты спятил!
— Разбираясь в этом деле, мне частенько казалось, что так было бы даже лучше, — кивнул Эллери. — Но в отсутствие подтверждающих доказательств мое соображение достаточно интересно — независимо от того, спятил я или нет, не так ли? Теперь понимаешь, какую игру вы с братом затеяли?
— Ведь если ты на самом деле Джон Третий, у тебя был мотив убить брата, причем довольно веский. Ты нам сам говорил, как озлоблен был в течение многих лет Джон Третий тем, что его лишили всего добра, оставленного твоим отцом. Такое настроение вполне могло породить убеждение, что, раз уж признанный брат единолично пользовался отцовским имуществом двадцать пять лет, то теперь будет только справедливо, что им единолично воспользуется брат отвергнутый. Не делить основную часть наследства с братом, а забрать все себе. И тогда Джон Третий убивает Джона Первого… а затем утверждает, что он-то и есть Джон Первый и ни на кого обиды не таил.
И с долей печали Эллери спросил:
— Джон, можешь ли ты сказать нам что-нибудь такое, что однозначно доказало бы, что все мною сказанное — не более чем бред сумасшедшего?
…И после
Джон клокотал.
— Конечно же, я могу доказать, что я — это я! Подобной чепухи…
Он начал безумно озираться, но тут взгляд его упал на собственную правую руку, и он с торжествующим видом поднял ее.
— Вот! Самое несомненное доказательство. Я в пятницу вывихнул запястье, так ведь? У кого есть ножницы? Доктор Сэм, снимите мне бинты!
Доктор Сэм поднялся и молча разбинтовал руку Джона, который в течение этой процедуры гневно, презрительно и гордо смотрел на Эллери — так смотрит обиженная скаковая лошадь. Открылось смазанное йодом, распухшее запястье.
— Это ваша работа, доктор Сэм? — спросил Джон.
— Определенно. — Доктор Дарк посмотрел на Эллери и поспешно добавил: — То есть определенно, что очень похоже.
— О, господи, — простонал Джон. — Посмотрите, это же вывихнутое запястье, не так ли?
— Да, скорее всего…
— А я вывихнул его в пятницу! Загляните к брату под бинты, лейтенант. |