В нескольких дюймах от его лица среди спутанных кустистых бакенбард открылась пасть, распахнулась неимоверно широко, и из нее исторгся миллионноголосый рокот, как на стадионе после успешного хоумрана.

И тогда Кути вскинулся и побежал по балкону, но за спиной у него тяжело грохотали по доскам башмаки стремительно взбиравшегося на балкон человека, и не успел Кути добежать до перил, как бродяга попытался вцепиться в его курчавые волосы, дернув голову назад.

Кути рванулся, оттолкнулся от перил подошвой левой кроссовки и взлетел в воздух.

Банан хлестнул его листьями по лицу; Кути попытался ухватиться за ветку, но лишь ободрал ладонь, перевернулся и неловко упал. Рюкзак и основание спины коснулись утоптанной земли практически одновременно с ногами, рот наполнился медным вкусом мелких монет, и он, не в силах глотнуть воздуха, устремился на четвереньках к дыре.

Вывалившись за забор, он мог не только жалобно стенать и громко, болезненно рыдать, но сумел даже подняться на ноги и, хоть и скрючившись и громко всхлипывая, вприпрыжку добраться до улицы.

Вплотную к тротуару медленно полз приземистый грузовичок, в кузове которого громоздились газонокосилки и какие-то пухлые мешки, и Кути, с трудом заставив дрожащие ноги двигаться чуть быстрее, сумел-таки через несколько мучительно продолжительных секунд ткнуться плечом в задний борт, ухватиться за торчавшие через него рукояти двух косилок и поставить колени на бампер. По крайней мере, ноги его теперь не касались асфальта.

Но тут старые тормоза скрипнули, Кути прижало к борту кузова, и машина остановилась. Воспользовавшись моментом, Кути перевалился через борт и упал на колени на мешок, от которого исходил запах бензина и прелой травы, похожий на дух старого пива, и отчаянно замахал в зеркало заднего вида.

– Поезжайте! – прохрипел Кути. – Поезжайте, скорее!

Сквозь запыленное заднее окно он видел водителя-мексиканца, который, опершись локтем на спинку сиденья, разглядывал его сквозь стекло, а потом махнул рукой и что-то сказал, несомненно, требуя, чтобы непрошеный пассажир вылез из машины.

Кути оглянулся в переулок и увидел, что однорукий, озаренный медным светом предвечернего солнца, рысцой бежит между двумя серыми домами и широко улыбается, глядя прямо на него.

Кути кинулся вперед по мешкам, стукнул кулаком в стекло кабины и закричал:

– Поезжайте! Vaya! Ahora! Es el diablo!

Вряд ли водитель услышал слова, но было видно, что он перевел взгляд с Кути на приближавшегося бродягу, и в следующую секунду повернулся к рулю, и грузовик двинулся вперед, выехал в левый ряд и набрал скорость.

Кути оглянулся и увидел сквозь раскачивавшиеся рукояти косилок и сухие ветки, что бродяга перешел на шаг и помахал рукой Кути, прежде чем его заслонили другие машины.

Кути опустился на запасное колесо, всей душой надеясь, что водитель не остановится в соседнем квартале. Когда же он вытянул ноги, правую щиколотку пронзило болью; он поддернул штанину и увидел, что правая лодыжка заметно толще, чем левая.

И сделалась горячей на ощупь. А в желудке у него внезапно похолодело от испуга. «Получается, я охромел? – подумал он. – И насколько быстро я смогу хромать?»

Кути покорно кивнул и начал выбираться из кузова. На правую ногу, в общем-то, можно было наступать, но когда он, перелезая через борт, повернул ее, лодыжку опять прострелило болью.

– Э-э… спасибо, что подвезли, – сказал он водителю и, выудив из кармана темные очки, нацепил их на нос.

– Sí, – отозвался тот и, сняв с крюка шланг с «пистолетом», вставил его в горловину бензобака. – Buena suerte. – И в баке зажурчал бензин.

Кути знал, что эти испанские слова означают пожелание удачи. Солнце светило точно вдоль глядевшей на запад улицы, и тени от машин удлинялись с каждой минутой.