Мирнин моргнул. — Амелия подумала, что лучше меня успокоить, — сказал он. — Учитывая мои страдания. — Его взгляд метнулся к телу Клер на диване, и неожиданно я поняла. Конечно, он был слишком взволнован, чтобы работать. Поэтому Амелия накачала его лекарствами.

Очаровательно.

Я хотела привлечь внимание Шейна и получить его согласие на это, но он уже спокойно, без суеты, сбросил куртку, закатал рукав и обматывал жгут вокруг своей руку.

— Вот, — сказала я. — Давай помогу.

— Справлюсь, — сказал он, и затянул резиновый жгут зубами так, что я задалась вопросом, действительно ли это первый раз, когда он это проделывает.

Наверное, нет. Шейн вытворял кое-какие плохие вещи во время жизни с отцом. — Давай я тебе помогу.

Я не хотела — ох, как же я не хотела — но я сняла пальто, села на стул, и дрожала, пока он закатывал рукав моей рубашки, затягивал жгут и говорил мне работать запястьем. У меня хорошие вены — не большой плюс в Вамптауне — поэтому ему потребовалось всего полминуты, чтобы найти подходящую, воткнуть иглу и наполнить пробирку. — Только одну? — спросил он Мирнина, не поднимая глаз.

— Две будет лучше, — сказал Мирнин. — Три было бы очень хорошо.

Шейн молча вынул из шприца пробирку с плещущейся темно-красной жидкостью и вставил другую. Это было болезненно, и он коснулся моей руки в молчаливом извинении, пока кровь, пузырясь, наполняла емкость. С третьим пузырьком он справился лучше, после чего мы закончили.

Мирнин порылся в сумке и нашел пару влажных антисептических тампонов и ватных шариков. Шейн закончил со мной и сел рядом. Его рука покраснела от перетянутого жгута, и, должно быть, это причиняло дискомфорт, но он, казалось, не обращал внимания. Я могла разглядеть выступающие вены на сгибе его локтя с расстояния в три фута.

— Нужна моя…

— Нет, — прервал он меня, что было большим облегчением, поскольку я с большей брезгливостью относилась к вкалыванию игл в людей, чем к наблюдению за этими самыми иглами, торчащими из моей собственной кожи. Он положил руку на стол, ладонью вверх, и проделывал все необходимые манипуляции левой, в том числе смену пробирок, которые были… чудовищно впечатляющими, очень.

Он слегка улыбнулся, пока делал это.

— Что? — спросила я его. — Ты меня сейчас чертовски пугаешь.

— Клер, — сказал он. — Ей приходилось ходить со мной в банк крови, чтобы я не взбесился и не сбежал. И вот я, выкачиваю свою собственную кровь, и отдаю ее вампиру. Она высоко оценила бы это безумие.

Мирнин нетерпеливо ждал, пока мы закончим, и когда Шейн протянул ему кровь, он быстро нам кивнул, сорвал пластиковые пробки с пробирок и вылил их одну за другой в его странную маленькую вращающуюся машину.

Дом наполнился совершенно ужасным запахом, от которого защипало глаза, и я закашлялась. Шейн тоже.

Затем Мирнин взял шприц, пузырьки и, не побеспокоившись о жгуте, выкачал немного более бледной, чем обычно, крови из своей вены. Он вылил два флакона в машину, но затем наполнил третий, прикрепленный к шприцу, который заткнул и положил в карман.

— Так, — сказал Мирнин. — Усади её.

Шейн бросил на меня озадаченный взгляд.

— Не её, а её! Идиот. Ладно, не важно. — Мирнин подошел к дивану, отбросил шерстяной плед и… замер. Но лишь на секунду. Он стоял к нам спиной, поэтому я не видела выражение его лица, но в действительности этого и не требовалось, чтобы понять, что он чувствует. Я чувствовала то же самое каждый раз, когда смотрела на ее тело — что-то темное, чудовищное сжималось внутри, страх, беспокойство, горе и ужас сплетались воедино.