| 
                                    
 — Эти билеты на сегодня, ложа № 17, во втором ярусе… они стоили сто долларов, и графиня была этим очень недовольна. 
Ник Картер посмотрел на часы. 
— Теперь одиннадцать часов; может быть, я еще успею в оперу к концу представления. 
— Если Инес Наварро еще там! — сказал Дик, пожимая плечами. — Я знаю ложи второго ярус, они имеют каждая по аванложе, отделенной от самой ложи шелковыми портьерами. Наша молодежь иногда умудряется ужинать в этих аванложах… и вот, я предполагаю, что Инес Наварро взяла эту ложу только для того, чтобы завести переговоры с некоторыми личностями… едва ли она поехала в оперу слушать пение и музыку. 
— Ну хорошо, это мы увидим, — решил Ник Картер. — Теперь надо поторопиться. Тен-Итси, ты с некоторыми сыщиками из Центрального отделения оставайся здесь в квартире и жди моих приказаний. А я с Диком и Патси поеду в оперу. 
С этими словами сыщик в сопровождении своих товарищей быстро сбежал вниз по лестнице, точно никогда и не находился на волосок от верной смерти. Мысль, что, быть может, удастся застать преступную чету и свести с ней окончательные счеты, сразу возвратила ему всю его прежнюю силу. 
  
Большое представление Вагнеровской оперы «Лоэнгрин» подходило к концу. Прогремели заключительные аккорды, усталые музыканты захлопнули нотные тетради и устремились к выходу. Весь театр был наполнен обычным шумом разъезжающейся толпы людей. 
В многочисленных гардеробах толпился народ; затем публика стала потихоньку расходиться, и шаги последних запоздавших зрителей гулко и жутко звучали в огромном опустевшем здании. 
Сторожа собрались в кучу, сонные капельдинеры лениво спускались с верхних, выложенных дорогими коврами лестниц. 
— Ну-с, Гаррисон? — сказал один из капельдинеров третьего яруса, обращаясь к своему коллеге, который состоял сторожем второго яруса и поэтому был в более богатой ливрее. — Чего же ты еще ждешь? В зале уже спускают большую люстру; еще несколько минут, и начнется новое представление под названием «Тьма египетская». — Он сам засмеялся своей остроте и подал товарищу табакерку: — Угощайся, пожалуйста. 
— Спасибо, Риддер, хорошо тебе смеяться, — ответил капельдинер второго яруса. — Ты можешь идти себе домой, а я стой тут и жди: в ложе № 17 еще сидит дама! 
— Но представление давно закончилось; что же, она тут ночевать собирается, что ли? 
— Кто ее знает! — сердито проговорил Гаррисон. — Она иностранка… графиня какая-то, важная птица!.. Она приказала, чтобы ее ни за что не беспокоили. 
— Ну-с, тогда ей лучше было не идти на Вагнера; слава Богу, шуму довольно, — проворчал Риддер. 
— Черт знает! Странная история какая-то, никогда не приходилось видеть ничего подобного. Она всю ложу заняла одна… а цена-то сто долларов! Приехала в девять часов, когда представление уже давно началось, до еще сунула мне десять долларов на чай. 
— Многообещающее начало! — засмеялся Риддер, делая движение пальцами, будто считает деньги. — Надеюсь, ты угостишь нас? 
— Как же, как же! Очередь за мной, конечно! Но это еще не все: я получу еще десять долларов, если аккуратно исполню ее приказание. 
Риддер насторожился. 
— Черт возьми! Это смахивает на интересную тайну! — сказал он, подмигивая. 
— Еще бы… она приказала мне не впускать вложу никого, у кого не будет желтой розы в петлице. 
— Значит, rendez-vous! — протянул Риддер. — Святой Вагнер! 
— Глупости, — проворчал его коллега. — Какое нам дело! Джентльмены, которые к ней пришли, все самые настоящие господа.                                                                      |