И когда я это осознаю, то мне становится совсем хреново.

Делаю еще несколько неэкономных глотков из бутылки, убираю ее обратно в пустой стол и отправляюсь «в гости» к Слегину.

В конце концов, если тебе тошно от жутких мыслей, то лучшее лекарство против этой болезни – излить душу тому, кто тебя может понять.

Как я и ожидал, Слегин не спит. Скорее еще, чем уже.

Он сидит, ссутулясь, в своем провонявшем никотином кабинете, прилипнув носом со специфической горбинкой к экрану компьютера, и по его серому, как будто бетонному, лицу видно, что он так и проторчал в этой позе всю ночь.

– Послушай, Слегин. – говорю я, плюхаясь в роскошное плюшевое кресло у стены. – Вот скажи мне: ты любишь человечество?

Он лишь хмуро косится на меня и. не реагируя на мой дурацкий вопрос, опять устремляет взор в монитор.

– Понятно, – киваю я. – Видно, что ты как сугубый практик об этом никогда не задумывался. И вообще, начальнику спецслужбы не пристало задумываться о таких материях, верно? Ему же по должности положено быть человеколюбом и гуманистом! А еще скажи мне, что для нашей работы это не имеет значения. Что главное – честно делать свое дело и иметь чистую совесть. Ну, давай – скажи!..

Слегин тяжко вздыхает.

– Опять ты надрался, Лен? – с досадой осведомляется он. – Интересно, почему всех пьяниц так тянет разглагольствовать на душещипательные темы?

– Ошибка в диагнозе, Слегин, – возражаю я. – Да, я выпил. Как писал один поэт: «А мне не по себе… Уже давно сомнения, как черви, душу точат, – вот почему я пью сегодня молча отравленное истиной вино»…  И, кстати, отравился истиной я совсем чуть чуть, а «чуть чуть» у серьезных людей не считается.

– Ладно, не оправдывайся, серьезный человек. Вскрытие потом покажет…

– …что больной скончался в результате вскрытия? Эк тебя скрутило, бедолага, раз ты вспомнил такие бородатые остроты.

Слегин наконец дает мне возможность полностью лицезреть его нефотогеничную физиономию.

– Это еще неизвестно, – произносит он зловещим голосом, – кого из нас скрутило!.. Слушай, Лен, не морочь мне голову, а отправляйся лучше дрыхнуть. Доставку твоего тела на дом мои ребята обеспечат, я сейчас распоряжусь…

– Не надо, не дергайся. Во первых, везти меня на другой край города смысла нет, потому что я если захочу, то и здесь высплюсь. А.во вторых… – Я отгибаю рукав, вглядываясь в циферблат наручных часов. – А во вторых, спать уже тоже смысла нет, потому как через два с половиной часа я должен быть на своем законном рабочем месте, за пребывание на котором мне, между прочим, зарплату плотют…

Слегин закидывает руки за голову и потягивается до хруста в суставах. Надо бы как нибудь посоветовать ему приобрести кресло массажер, как у нашего Шепотина. Или, на худой конец, взять на пустующую должность секретарши профессиональную массажистку…

– А, в третьих, – зевая во весь рот, неразборчиво мычит он, – ты боишься очередного Вызова, и это истинная причина того, что ты предпочитаешь по ночам торчать здесь, в центре. Думаешь, я не догадываюсь, почему ты так пристрастился к ночевкам в Управлении? Да потому что тут никто не живет, а следовательно, и смертей бывает меньше, чем в твоем спальном Митине. Так?

Я отвожу глаза в сторону.

Наверное, мой друг прав. Но признаваться в этом почему то не хочется. Даже самому себе.

Чтобы хоть что то сказать, бормочу:

– Дело не в плотности населения. И расстояние роли не играет. Скорей бы все это кончилось.

Слегин встает, чтобы выключить свет. За окном уже светло.