— По-твоему, это могло бы что-то облегчить?

— Эндрю… выслушай меня…

— Я и так все время тебя слушал. Я слышал все, что ты мне говорила. Каждое словечко, до единого. Надеялся ли я все это время, что ты передумаешь? Естественно. Но теперь я наконец все уяснил. И приехал попрощать…

Лиззи приложила пальцы к его губам, не давая договорить.

— Я остаюсь, Эндрю. Я не собираюсь возвращаться в Нью-Йорк.

— Ты не… — Он крепко схватил Лиззи за обе руки, словно боясь, что она может умчаться. — Но Ранна сказала, что… И что же заставило тебя изменить решение?

Лиззи улыбнулась, глядя ему в глаза:

— Девять поколений женщин рода Лун, одуванчик… и ты.

Эндрю озадаченно сдвинул брови:

— Не понимаю.

— Все, о чем ты только что говорил: что я рассчитывала уехать из города, не попрощавшись с тобой, а здесь оставить табличку «Продается», — все это и планировалось. Я действительно собиралась так поступить. Но сегодня я стала складывать кое-какие вещи, принадлежавшие Альтее, и меня вдруг озарило. Я не могу просто отвернуться и уйти от того, что построили все эти женщины, от того, чем они занимались, кем они были, и от того, что они претерпели ради того, чтобы я могла здесь жить. Они часть моей истории, а я — часть их истории. Мне кажется, вплоть до сегодняшнего дня я этого просто не понимала. Что именно они — мое наследие. Не имение — не земля и не стоящие на ней дома, — а именно эти женщины.

— А как же твоя работа?

— Я могу создавать духи и здесь.

Эндрю недоверчиво посмотрел ей в глаза:

— Ты готова просто взять и отказаться от своей жизни в Нью-Йорке?

— Готова. Я весь последний час бродила по лесу, пытаясь увязать то, к чему я стремлюсь, с тем, что я обещала себе много лет назад, и наконец я осознала. Мама была права. Я имею право на счастье, и это мой единственный шанс. Ты мой единственный шанс. А все остальное — просто ерунда. Завтра же я позвоню Люку и скажу, что ему следует поискать нового креативного директора. — Она подняла руки, чтобы коснуться лица Эндрю, с наслаждением вдохнув исходящий от его кожи теплый амбровый аромат. — Я хочу писать свою историю здесь, Эндрю… с тобой, если ты все еще готов связать себя со мною.

Он крепко обхватил ее и привлек к себе, из оказавшегося вдруг очень близко рта лицо ее овеяло жарким дыханием.

— Я люблю тебя, Эльзибет Лун. Я любил тебя в восемнадцать лет, и буду любить в восемьдесят. Это самый что ни на есть непреложный факт.

И он приник к ней в поцелуе. С обостренной нежностью его губы сомкнулись на ее губах. Она ведь чуть не отказалась от всего этого… чуть не отказалась от него.

Отвергнуть все то, что они могли бы обрести вместе — вернувшись к тому, что ее бабушка называла «половиной жизни». Как она вообще могла подумывать об этом всерьез? Альтея говорила ей о пустых страницах, напоминая, что лишь она, Лиззи, сделав собственный выбор, может решить, как эти страницы заполнить. И теперь она сделала свой выбор.

— Обязательно тебе это припомню, — прошептала Лиззи между поцелуями. — Насчет любить меня и в восемьдесят.

Чуточку отстранившись от нее, Эндрю широко улыбнулся:

— Что же такое случилось, что ты больше не отвергаешь для себя формулу «вместе долго и счастливо»?

Лиззи выскользнула из его объятий, взяла Эндрю за руку и повела под сень любимой ивы Альтеи.

— Вот что случилось, — подняла она со скамейки «Книгу воспоминаний» и вручила ему.