— Патрисия? Умерла? Здесь? — он говорил отрывисто, размеренно покачивая головой, как будто пытался понять какую-то совершенно бессмысленную вещь. — Но… но… Кто? Зачем? Как? А что случилось?

Итальянка подошла неспешно к нему и провела рукой по плечу, выражая сочувствие.

— Теперь вы понимаете, почему я здесь, — сказала она. — Да и вы тоже.

— Я?

Валентина кашлянула, как случается, когда нужно обдумать вопрос.

— Знаете, при расследовании убийства человека, как правило, находится ключевая для установления истины фигура, — сказала она. — Это последний человек, с кем жертва встречалась или хотя бы разговаривала.

Томаш был все еще настолько ошарашен, что почти не реагировал на слова.

— Что-что?

— Дело в том, что мы получили распечатку разговоров, которые вела профессор Эскалона по мобильнику за два часа до смерти, — продолжала размеренно Валентина. — Догадайтесь, кто был последним ее собеседником?

Но как же могло такое случиться, что Патрисию убили? — этот вопрос безостановочно вертелся в голове Томаша. Это известие было настолько трудно воспринять, что он едва ли слышал, что ему говорили.

— Что-что?

Валентина глубоко вздохнула.

— Вы.

III

Холодком встретил Дублин одинокого пассажира, спускавшегося из только что приземлившегося роскошного самолетика Cessna Citation X. Был уже третий час ночи, и аэропорт должен был вот-вот закрыться на пару часов, так как этот рейс был последним за истекшую смену, а первый нового дня ожидался только в шесть.

У пассажира была с собой только ручная кладь — чиновничий кейс из черной кожи, который даже никто не досматривал, так как взлетал он с маленького аэродрома на специально зафрахтованном для него двухмоторном самолете-малютке. Незнакомец шел к выходу, ориентируясь по указателям, и был крайне недоволен, пробурчав что-то, когда его направили к таможне; он ведь перемещался в воздушном пространстве Евросоюза, и не было необходимости, полагал он, предъявлять документы. Впрочем, расстраиваться было ни к чему, так как ирландский таможенник лишь бросил сонный и безразличный взгляд на его паспорт.

— Прибыли откуда? — спросил он явно из любопытства, а не по служебной инструкции.

— Из Рима.

Ирландец, очевидно практикующий католик, меланхолично вздохнул, как человек, для которого поездка в Рим оставалась голубой мечтой. Он, наверное, завидовал только что прибывшему пассажиру, что совсем не помешало ему обозначить приветливую улыбку и показать жестом на выход.

В фойе терминала пассажир включил мобильник. Музыкальный сигнал дал понять, что аппарат ожил. Он набрал код доступа, и телефон принялся искать сеть. Процесс занял минуты две с лишним, и он, не теряя времени, снял деньги в банкомате, а мобильник между тем пристроился в какую-то ирландскую сеть, которая автоматически выдала серию добрых пожеланий и сообщила ему цены на roaming.

Не обратив внимания на эту бесполезную информацию, приезжий набрал по памяти международный номер и подождал ответа. Через два гудка ответили.

— Ты уже на месте, Сикариус?

Пассажир вышел из двери аэропорта и почувствовал неласковость атлантической ночи, хлеставшей его холодным ветром, нагло приникая к телу.

— Да, шеф — подтвердил он. — Приземлились пару минут тому.

— Полет прошел нормально?

— Чудесно. Спал, как младенец.

— Тебе бы надо отдохнуть. Я только что забронировал тебе номер в «Рэдиссоне» — там же, в аэропорту, и…

— Нет, я поеду дальше.