Его нельзя надеть, не выдав себя. Так зачем же его красть? Вот в чем тайна.
— Как насчет горничной? — спросил Эллери.
— Этой бочки? В ней пять футов два дюйма роста и двести фунтов веса.
— Я подумаю, что могу сделать, — пообещал Эллери.
Одри Уэстон разыграла сцену ухода соблазнительно и эмоционально, оставив за собой аромат духов «Мадам Роша». Как только она удалилась, инспектор рявкнул:
— Не вздумай, Эллери, портить свой и мой отпуск поисками какого-то дурацкого вечернего платья!
— Но я обещал…
— Значит, ты не сдержишь слово, — прервал инспектор, усаживаясь с местной газетой, которую Эллери купил в Хай-Виллидж.
— Мне казалось, ты собирался вздремнуть.
— Эта бабенка вышибла из меня весь сон. Надеюсь, больше нас не потревожат.
Но надежда оказалась тщетной. В тринадцать минут второго в дверь снова постучали, и глазам Эллери представилось видение, состоящее из округлости, изгибов и натуральных рыжих волос. Видение отличалось солидными размерами. Женщина была почти такой же высокой, как Эллери, и с фигурой шоу-герл, танцующей в задних рядах, — с длинными мускулистыми ногами, крутыми бедрами и бюстом мэнсфилдских пропорций. Для пущего эффекта она набросила пальто поверх трусиков и бюстгальтера, демонстрируя изрядную долю прелестей. Зато пламенеющие волос были скромно повязаны косынкой.
— Вы Марша Кемп, — сказал Эллери.
— Откуда вы знаете? — отозвалась посетительница глубоким, хриплым, чисто нью-йоркским голосом — из самого сердца Бронкса, догадался Эллери. В ее зеленых глазах сверкал гнев.
— Я получил заблаговременное описание, мисс Кемп, — усмехнулся Эллери. — Входите. Это мой отец, инспектор Квин из нью-йоркского полицейского управления.
— Дедуля, легавый — как раз то, что мне нужно! — воскликнула Марша Кемп. — В жизни не догадаетесь, что со мной случилось! Да еще в доме Джонни-Би!
— Что именно? — осведомился Эллери, игнорируя взгляд отца.
— Какой-то гад спер мой парик!
— Ваш парик? — невольно переспросил инспектор.
— Зеленый парик! Этот кусок пакли обошелся мне в полтораста баксов! Сегодня утром я спустилась к завтраку или ленчу — не знаю, как это называется, — а когда поднялась, парика как не бывало! Можете себе представить? Я чуть с ума не сошла от злости. Мне нужно выпить. Чистый бурбон, малыш Квини, и поскорее!
Эллери налил ей порцию бурбона, способную заставить пошатываться кентуккийского полковника. Женщина выпила его залпом, как молоко, и протянула стакан. Эллери налил вторую порцию, и она схватила стакан сильными руками.
— Когда вы последний раз видели ваш парик, мисс Кемп?
— Вчера вечером я надевала его к обеду с зеленым платьем из ламе. Джонни нравится, когда его женщины ходят разодетыми в пух и прах. Парик был на моем туалетном столике, когда я спускалась сегодня утром, а когда поднялась, он словно испарился. Не знай я, как Джонни ненавидит скандалы, я бы распотрошила весь багаж этих сучек! Можете потихоньку отыскать мой парик, Эллери? Так, чтобы Джонни не знал?
— А вы не могли потерять его? — с надеждой спросил инспектор.
— Вот еще! Как можно потерять зеленый парик?
— Платье и парик… — пробормотал Эллери, когда дверь закрылась за рыжеволосой посетительницей. — У каждой из первых двух жен что-то исчезло. Возможно, и у третьей…
— Сынок, — с не слишком убедительным упреком прервал его отец. — Ты же обещал…
— Да, папа, но ты должен признать…
Теперь Эллери куда больше походил на себя — к нему вернулись пружинистая походка и искорки в глазах. |