Мясник  (продолжая вязать, в чехле из вязанья уже и его топор; говорит в стиле торжественной проповеди). Дорогой господин Хорват, дорогой господин Хорват, дорогой господин Саркёзи, дорогой господин Симон, дело принимает серьезный оборот! Отправляйтесь в зал ожидания! Лично я верю, что смерть как событие находится по ту сторону любого действия и как чистой воды случайность уже не является актом жизни. Разве мы можем понять смерть? Ну, вы то, возможно, и понимаете ее, дорогие покойники, но я, человек, которого однажды недооценили, но потом такого уже не случалось, все еще не понимаю смерти, которую я здесь произвожу. В вашем случае речь идет не о массе! Вас только четверо, всего ничего! Для вас я всегда найду место у окна! Или вам, может быть, хочется сидеть у прохода, чтобы было удобнее убраться вон, когда подойдет ваша очередь?

Покупатель  (страстно). Лично я при слове «смерть» представляю себе путника, который все время ищет прохлады, откуда то струящейся ему навстречу. Его темная фигура теряется в лесу, наконец то он один! Но вдруг там оказывается комната с сотнями других жаждущих прохлады, а бюро путешествий пошло с молотка. Раздосадованный турист отправляется домой. Он уже даже не решается вовремя выйти из поезда, везущего его обратно. Поэтому едет до конечного пункта. Внезапно некоторые из попутчиков хватают его багаж и собираются выйти из вагона. Им стало страшно. А наш путник, в свою очередь, боится, что они хотят украсть его чемоданы, и начинает пинать всех подряд.

Мясник . Здесь я на некоторое время умолкну, призываю вас к терпению. Как мне стало известно, у вас, дорогие покойники, были точно такие же приключения с вашими бюро путешествий. Вас дезинфицировали рано утром, собственно, была еще ночь. Все произошло даже еще до полуночи. Благодарю вас, господин режиссер, за то, что своевременно обратили на это мое внимание. Стало быть, так называемая деревенская стража, то есть вы, господин Хорват, и вы, господин Хорват, и вы, господин Симон, к сожалению, вы уже не можете подняться к нам на сцену, вы, стало быть, вышли осмотреть окрестности, так как в последние дни и недели вас беспокоили проезжавшие мимо чужие автомобили. Но вас было недостаточно для самозащиты, разве не так, дорогие покойники? Мне и впрямь очень жаль вас. С этим вам придется смириться. Вы не местные уроженцы, уважаемые мертвецы, и, опять таки, не те, кто без всяких условий мог ожидать нашей защиты. Теперь мы можем понять слово «смерть», но не саму смерть. Смерть: нам надо подкрасться к этому слову сзади и замахнуться на него со спины. Тяжелые повреждения вы, разумеется, можете получить и по почте. Слово бьет! Можно понять речь и можно понять поведение.

Например, ваше поведение, госпожа писательница, я не совсем понимаю. Вы, дважды углекислая трещина в глетчере, давно твердите мне, что я виноват в чем то таком, о чем я сам знаю только понаслышке. Как сказал поэт? Прежде чем подавать жалобу за оскорбление чести, надо, чтобы в этой стране вообще было вдоволь чести! Столько чести, сколько я потерял, купить невозможно. Во всяком случае, моя честь называется верность. И мне наплевать, как называется ваша. Я в ваши дела не вмешиваюсь. Свою честь я сделал себе сам. Для этого мне пришлось посещать специальные курсы. И она у меня неплохо получилась, разве не так? (Показывает на связанную им упаковку.) Но мы, хотите вы того или нет, живем в век судебной ответственности всех членов семьи за деяния, совершенные одним из ее членов{7}, в век сцепляемости волокон в ленте. Что? Ваша смерть наступила всего только несколько месяцев назад, господин Саркёзи, или вас зовут Симон, или вы один из Хорватов? Я вечно вас путаю, извините. Не надо бить меня прутом по ноге, я все равно не вспомню.

Еще одна из стоящих в очереди женщин подходит к мяснику и дергает его за рукав.

Женщина . Еврейские кости, размолотые в сперму, текут сквозь песчаные часы, мы проплыли сквозь них.