Все вздрогнули и испуганно переглянулись.

    -  Значит, к утру Гореныша здесь быть не должно, - заметив реакцию друзей, тут же добавил Солнцевский. - Слушай, Любава, а не хочешь ли ты прокатиться до твоей разбойничьей заимки?

    Соловейка удивленно вскинула брови и осторожно, словно опасаясь подвоха, ответила:

    -  Да, в общем, можно.

    -  Вот и чудно. Значит, собери побольше еды нашему проглоту, под утро тронемся. Но бери только сухпаек.

    -  Чего? - не поняла Соловейка.

    -  Ну то есть то, что долго не испортится, - пояснил Солнцевский и обратился уже к своему трехголовому любимцу: - Ну что, потерпишь недельку без горячего и в одиночестве?

    Вместо ответа Гореныш со вздохом поднялся, доковылял до своего хозяина и уткнулся всеми тремя носами ему в ногу.

    -  Да ладно, не на век же прощаемся! Отдохнешь пока на чистом воздухе, налетаешься вдоволь, сорок погоняешь, а мы тут разберемся и с потерпевшим и со свидетелями. Глядишь, и обвинения снимутся...

    Мотя приподнял среднюю голову, потянулся к Илюхе и благодарно лизнул его в щеку. В это же мгновение в голове бывшего братка материализовалась фраза Змейчика: «Хозяин, честное слово, я никого не трогал и всю ночь проспал в амбаре!»

    -  Да я верю, верю, - тут же успокоил любимца Илюха, - и никому тебя в обиду не дам.

    -  А мне что делать? - тут же влез мрачный Изя. - Что страже-то мне сказать?

    -  Скажи, мол, Мотя сбежал, а я с Соловейкой отправился его искать, чтобы выполнить волю князя. Да что я тебя учу-то? Навешай им лапши на уши, а потом налей по стакану и выпроводи вон.

    -  Ладно, сделаю, - брякнул черт.

    -  А как вернемся, все силы бросим на операцию «Возмездие».

    -  Вот это правильно! - явно повеселел Изя. - А то не пристало нашей дружине уходить от честной битвы! Ну разве только для флангового обхода и удара в тыл.

    -  Ага, с попутным захватом вражеской казны и обоза, - съязвил Солнцевский.

    -  Именно. Ты схватываешь прямо на лету!

    Дожидаться утра не стали, справедливо рассудив, что ребята из сотни Поповича не откажутся вздремнуть в ночной час. Поэтому Соловейка быстро затарила продуктами «Нью-Паджеро» и начала запрягать лошадь. А Изя с Солнцевским принялись имитировать побег Моти. Для этого к крыльцу был привязан канат, с одного конца опаленный Горенышем. Мол, типа, он пережег привязь и улетел в неизвестном направлении.

    -  Улетел, но обещал вернуться. - Солнцевский вдруг вспомнил слова Фрекен Бок и погрозил в темноту кулаком.

    Мотя, услышав это, обреченно вздохнул, кивнул всеми тремя головами в знак согласия, взлетел и резко набрал высоту. Илюха договорился встретиться с ним уже за городской стеной.

    Как и предсказывал Алеша Попович, стража на северных воротах, как только показалась тачанка, тут же захрапела. Спустя минуту вынужденные путешественники покинули Киев-град и выбрались на оперативный простор.

    В этот час тракт был абсолютно безлюден. Дорога ровная, хорошо накатанная, лошадки бежали резво и не требовали к себе особенного внимания со стороны возницы. Поняв это, Соловейка покинула облучок и перебралась в салон. Она удобно расположилась на пуховом сиденье, обитом красной кожей, и... заплакала. Это было до того неожиданно, что Солнцевский поначалу просто растерялся. И хотя исходя из специфики как предыдущего, так и нынешнего места работы он в жизни повидал всякого, вид женских слез неизменно приводил его в ступор.