|
То был худой, подвижный, с маленьким личиком старик; длинные седые локоны выбивались из- под намокшего треугола. Серая, подпоясанная ремнем, старенькая шинель была черная от дождя. Комки жидкой грязи облипали высокие сапоги, обвислые фалды и руку, в которой была нагайка. -- Офицер? -- крикливым, добрым голосом спросил старик, склонив ко мне обветренное и чуть видное от брызг грязи лицо.-- Ну, ваше благородие, уважь, веди нас к Михаиле Ларивонычу. Старый знакомый... Что смотришь? Гонцы, голубчик, с повелением, из главной квартиры, гонцы... пристойная знатность, помилуй Бог! -- Позвольте узнать, с кем имею честь? -- Цимлянской станицы старшина, Фрол Терентьев Балаболкин. Я, как подобает, отдал честь прибывшему и повел его к ставке Кутузова. Спутники старика двинулись следом, с удивленными лицами оглядывая меня и как бы меж собой перемигиваясь. -- Так вы, сударики... на попятный? Отступать? -- насмешливо допрашивал, обдергиваясь и оправляясь в седле, именовавший себя Балаболкиным. -- Разве мы? -- ответил я.-- Мало ли чего хотелось бы. Велено, нечего рассуждать. -- Гости хорошие и вести такие же,-- проговорил и прищелкнул пальцами старик.-- Не крикнет трижды петел, отречетесь от принятых решений: а ты, козырь! Ишь, встал раньше всех... молодец! Меня что-то как бы подталкивало и подмывало. Сам не понимая почему, я точно на крыльях летел. Странное, сладкое чувство всего меня наполняло. Среди луга, отделявшего два взгорья, была широкая водомоина. Рыжий кабардинец старика заупрямился. Я подобрал плащ, шагнул в воду, взял коня под уздцы и перевел через колдобину. -- Эх, важно! Так, так! -- ободрял всадник, видя, как я шлепаю ботфортами по воде.-- Да ты в воде, как дома... уж не из моряков ли? Я ответил, что из моряков. -- Покинул Рибаса? И хорошо сделал... Ротой командуешь? Молодец! Штык, он лучше, брат, всякой лодки доедет... Мы добрались до палатки отрядного командира. Кутузов был уже на ногах. Денщики возились у распакованной фуры, ставили самовар. Толстенький, румяный и невыспавшийся адъютант Кнох что-то с недовольным видом писал под диктовку Михаила Ларионыча на барабане. Сам Кутузов сидел на опрокинутом ведерке; полковой фельдшер в фартухе выбрил ему правую щеку и подновлял мыло на левой. Не успел я с рукой у шляпы отрепортовать генералу о прибытии из главной квартиры такого-то гонца,-- всадники, пробравшись между фур, тоже наспели к палатке. Передовой вскочил наземь, бодро встряхнулся, бросил поводья ближнему из казаков и мелким бойким розвальцем двинулся к генералу. -- Хорош Балаболкин!.. Батюшка граф Александр Васильич! -- вскрикнул Кутузов, отстранив фельдшера и вставая навстречу гостю. -- Ура! -- весело произнес, оглядывая всех и махая мокрой шляпой, гость.-- Таким богатырям да отступать? Назад! Обратно, с походом... "Генерал-аншеф Суворов! Ужли он? Откуда?" -- послышались голоса вблизи меня. Я обмер в радости и удивлении. Суворов и Кутузов дружески обнялись. -- Вы, сударь, с вами Гудович, Голицын, Мекноб и Рибас, все,-- продолжал Суворов, не выпуская из перепачканной, худой и красной своей руки полных белых пальцев Кутузова,-- все части отныне становятся под мою верховную команду. |
