Возле скалы Барак остановился и хлопнул себя по лбу:

– Дичь забыли!

– Барак, не начинай!

– Я никогда не заявляюсь к Охотницам без подарка!

– Нам от Охотниц ничего не надо! Так что нынче вечером никакого обмена.

– Разумеется, мне – нет! И тебе тоже. А Дереку?

Тот смотрел на нас, не понимая ни единого слова. Барак решил объяснить ему, куда мы направляемся, рассказать об обычаях Пещеры и очень своеобразном гостеприимстве Охотниц. И в завершение добавил:

– Будь уверен, они непременно окажут его тебе, и ты проведешь потрясающую ночь.

– Вот как?

– Ты заслуживаешь женщины, мой мальчик! – проклекотал Барак.

– Лучше бы нет…

Дерек снова произнес свое загадочное заклинание, чем пригвоздил Барака к месту.

– Как? Ты не желаешь наслаждения? Не хочешь удовлетворить естественную потребность? Немного потрудиться, малыш!

Глядя куда-то в сторону, Дерек вяло повторил:

– Лучше бы нет…

Никакой ответ не мог бы так разочаровать Барака; он буквально онемел. Воспользовавшись заминкой, я отвел его в сторонку, чтобы объясниться: я против того, чтобы Дерек проник в Пещеру и узнал мои секреты – существование Титы, ребенок, которого она носит. Можно ли быть уверенным, что он сохранит их, когда повстречается с Нурой? Барак машинально кивнул, а затем согласился.

– Дальше иди один. Мы с Дереком поваляемся здесь. Я разожгу костер, приготовлю еду. Я как раз прихватил зайца… И вина – полный бурдюк. Во всяком случае, если я не увижу Малатантру, мне не придется бороться с искушением. Разбудишь нас, когда вернешься?

– Обещаю!

– Не возьмешь моего зайчонка для Титы?

– Лучше бы нет…

Мы оба прыснули. Шутка подарила нам иллюзию того, что мы если и не поняли Дерека, то хотя бы одержали над ним верх, насмехаясь.

В Пещере, где меня встретила роскошно раздобревшая величественная Малатантра, я буквально оцепенел, увидев Титу. Она показалась мне еще прекраснее, чем в моих воспоминаниях. Она по-прежнему могла гордиться своей кожей цвета красного дерева, чистыми линиями лица, точеным силуэтом, бедрами воительницы, глазами с поволокой; однако теперь ее окружал ореол неги и удовлетворенности. Ее кожа обрела мягкую насыщенность, ее глаза еще больше увлажнились, груди округлились, бедра тоже. Чужая и близкая, она приводила меня в полнейшее замешательство. Я не находил, что сказать.

Простодушная, она и не ждала слов – она бы их и не услышала, – и не обременяла себя условностями: Тита подошла ко мне, взяла за правую руку и положила ее на свой округлившийся живот. Исходившая от него энергия проникла в меня. Приободрившись, я медленно, от души, улыбнулся, а затем, обхватив ее плечо, повел вглубь пещеры.

Там я сбросил одежду, раздел Титу. Мы легли, прильнули друг к другу и внезапно оробели. Я любовался ею и исследовал ее глазами и пальцами. Наша встреча обладала ароматом первого свидания. Тита не мешала мне. Никакая сексуальность не оскверняла наше объятие, хотя член у меня рефлекторно напрягся. И все же преобладали нежность, уважительность, восхищение.

Мы провели ночь, слившись воедино, однако я не вошел в нее. Соитие лишило бы этот момент его сакральной сущности. В эротических объятиях присутствует история с ее началом, серединой и концом, где оргазм дает сигнал к расставанию. Мы же, наоборот, хотели, чтобы наше соприкосновение не знало предела. Мы искали не то наслаждение, что отдаляет, прежде соединив, – мы предавались медленному сладострастию, без спазмов, без взлетов и падений.