Изменить размер шрифта - +
До потопа никто не поместил бы вверху какого-нибудь одного Бога, разве что согласно деревенскому или семейному предпочтению. Наш тогдашний мир представлялся разнородным, богатым, полнокровным, смешанным и пестрым. В нем совместно проживали Боги, Духи, Нимфы и Демоны – порой они скандалили, но чаще между ними царила гармония. Дерек объявил нам, что это время игр и веселья между Богами завершилось: многочисленные культы он заместил единым – культом Озера – и подчинил нас одному Богу, стоящему над остальными Богами. Высшему Богу.

Это оказалось невероятно разумно. После того как возникла необходимость в едином сильном вожде и полнейшем подчинении, нашему сообществу требовалась крепкая сплоченность, Дерек описывал пассажирам плавучего дома переустроенное царство Богов. Я без всякого удовольствия отмечал, что его талант фальсификатора не только помогает мне, но и благотворно сказывается на общине.

– Почему в Озере больше нет ни окуней, ни щук? Даже ни одной форели?

Всматриваясь в поверхность воды, Барак яростно скреб свою гриву:

– Мой желудок не отказался бы от рыбки!

Голод усиливался. Чтобы продержаться дольше, с каждым днем мы питались все скуднее. Я удвоил количество часовых перед кладовой и хлевом, поскольку предчувствовал, что голод подтолкнет некоторых на нарушение правил.

– Нет ли там лосося? – воскликнул Барак, указывая на пятно пены.

В воде плесневело столько обломков прошлой жизни, что ничего нельзя было различить.

Дерек позади нас изрек:

– Попросим Озеро, чтобы оно смилостивилось над нами и снова кормило нас. О сжалься над нами, Озеро, будь как прежде!

Загудели какие-то голоса, потом Дерек затянул молитву, и она вознеслась под обжигающим солнцем.

Барак с усмешкой обернулся ко мне:

– Не стану я молить Озеро, лучше осмотрю его.

И с этими словами он бросился в мутные воды.

Я отправился в хлев, который распространял чудовищный, но восхитительно земной запах: навоза, мочи, козлиной кожи, трухлявой древесины и подгнившего сена. Выжили четыре муфлона и две козы; остальные сдохли от страха во время шторма. Мы ухитрялись еще кормить скот, собирая и высушивая плавучие травы, так что я в конце концов забаррикадировал двери, потому что опасался, как бы мои оголодавшие односельчане их не убили. Их молоко оказалось нам нужнее, чем мясо, потому что, помимо моего сына Хама, среди нас находились еще трое маленьких детей.

В глубине соседней клетушки с трудом дышал мой шестилетний племянник Прок. Он лежал в забытьи, скрестив руки на своем непомерно раздувшемся животе, в лице его не были ни кровинки. Сидящий подле него Тибор беспомощно махнул мне и шепнул на ухо:

– Он голоден. Лекарства от этого у меня нет.

– Барак рыбачит.

– Рыбачит? Чтобы добыть что? С тех пор как вода приобрела этот неприятный горьковато-солоноватый привкус, рыба пропала. Можно подумать, что соленая вода отравляет их так же, как и нас!

Не поднимая век, Прок застонал и забеспокоился, тщетно пытаясь найти такое положение, в котором он бы меньше страдал. Я скорбно взирал на мальчонку, чьи мать (моя сестра Абида) и отец утонули во время шторма.

– Сиротство окончательно лишило его сил, – вздохнул я.

– Чтобы расти, детям нужны не только продукты, но и желание глотать пищу. Без любви они растут плохо…

Присев, я погладил пылающую детскую головку:

– Я не могу брать из наших запасов, иначе послезавтра мы все станем такими.

Тибор хлопнул себя по лбу:

– Это невыносимо, Ноам! Я стал целителем не для того, чтобы смотреть, как умирает ребенок.

– А я что, стал вождем, чтобы видеть, как умирает ребенок?

Подошла Мама и попыталась успокоить нас:

– Не тратьте понапрасну силы.

Быстрый переход