– Я же говорю…

Тибор хранил молчание, будто меня не было рядом с ним; потом в задумчивости достал из мешка галлюциногенные травы и растер их на камне с углублением.

– Тибор, только не при мне!

– Прости! Я машинально… Готовлю их для сегодняшней ночи.

Внезапно он бросил на меня испытующий взгляд:

– Что-то я не понимаю, Ноам. Я уже и прежде лечил тебя. До того ты так не выздоравливал.

– До чего?

– До потопа.

Точно камень опустился на мою грудь. Его замечание убивало меня. Хотя он сформулировал то, что я и сам уже давно ощущал, я возмутился:

– С чего бы потоп изменил меня? Что такое я пережил во время потопа, с чем не столкнулся ни ты, ни остальные? Я вместе с вами страдал от качки, блевал, подыхал с голоду и от жажды, приходил в отчаяние и считал, что настал мой последний час, я…

– Довольно! Что произошло на том острове?

Его проницательность ошеломила меня. Он вспомнил о нескольких днях, который я провел в отрыве от общины. Что я должен был открыть ему? Все или только часть? «Все» – значит и про Дерека? Или только то, что касалось Нуры и меня?

Он недовольно скривился:

– Ты задумался, Ноам: это означает, что сейчас ты мне солжешь.

Я тяжело вздохнул и решился описать ему нашу экспедицию в мельчайших подробностях: как я обманул наших товарищей, как не смог казнить Дерека, потому что он мой брат и жертва Панноама. После упоминания отвратительной сцены, рассказанной мне Дереком, Тибор перебил меня:

– Я сразу догадался, что он оскоплен. Когда я спросил его, что случилось, – рассерженные лебеди иногда набрасываются на яички детей, – он меня осадил. После чего мы стали избегать друг друга. Я собирался поделиться с тобой моими подозрениями в тот самый момент, когда ты объявил его отцом Хама, но испугался, как бы это не достигло ушей Нуры.

– Нура сама все обнаружила. По этой причине и случилось худшее.

Он озадаченно взглянул на меня. Я рассказал ему, как Нура закричала, увидев обнаженного спящего Дерека, как она ожесточилась против меня, как спряталась в пироге, чтобы поговорить со мной. Я припомнил грозу, бегство, пещеру и обрушившийся на Нуру и Дерека огненный шар. Как я бросился к ним и увидел, что оба мертвы, после чего тоже был поражен молнией. Я описал черную дыру, три дня без сознания, в забытьи, когда потоки воды вынесли меня из каменного грота. И как я очнулся в объятиях Барака.

– Хотелось ли тебе есть или пить, когда ты пришел в себя?

– Нет…

Я осознал, насколько странным было то, как я вынырнул из забытья.

Тибор воскликнул:

– Именно там! Именно там что-то произошло! В пещере. В течение этих трех дней и трех ночей. После удара молнии.

– Тибор, как ты объясняешь, что…

– Я ничего не объясняю, я приближаюсь к тайне. Знание заключается не в том, чтобы раскрыть тайну, а в том, чтобы очертить ее. Знание состоит прежде всего в том, чтобы знать, чего мы не знаем. Чтобы прикоснуться к самой сердцевине тайны, я должен приподнять поверхностные слои, те, что поддаются.

Он встал, внимательно изучил обстановку своего дома и вздохнул:

– Я ухожу, Ноам. После того, что ты мне сейчас поведал, я должен бежать.

– Зачем?

– Мне надо понять, что произошло в той пещере.

– Я с тобой.

– И речи быть не может. На это понадобится время, а ты правишь деревней. А главное, у меня есть миссия.

– Какая?

– Убедиться, что Нура мертва.

* * *

Мой сын был влюблен.