|
Худой и обессиленный, бомж одет в грязное поношенное пальто. Когда он сталкивается с прохожими, те ускоряют шаг и инстинктивно отходят в сторону. Это естественно. Он знает, что вызывает страх, что дурно пахнет — мочой и потом. Ему только 35, а выглядит он на пятьдесят. Раньше у него была работа, жена, ребенок и дом. Но это было давно. Сейчас он — бродячая тень, призрак, обернутый в тряпки, бормочущий бессвязные слова. Он с трудом держится на ногах, скорее тащится, нежели идет, качается. Какое сегодня число? Который час? Какой месяц? Он уже не знает. Все смешалось в голове. Он видит огни города, но они будто расплываются. Снежные льдинки, гонимые ветром, царапают ему лицо, словно крошечные лезвия. Ноги застыли, желудок болит, в костях ломота. Прошло уже два года с тех пор, как он покинул общество людей, чтобы закопаться в утробе города. Как и тысячи других бомжей, он нашел убежище в подземельях метро, трубах канализации и на железнодорожных путях. Добропорядочные граждане и туристы, спите спокойно: политика нулевой толерантности, проводимая муниципалитетом, принесла свои плоды. Поверхность Манхэттена тщательно зачищена. Но под сверкающими небоскребами теплится параллельная жизнь человеческих отбросов Нью-Йорка, обживающих пространства туннелей, ниш и впадин. Тысячи «людей-кротов», сброшенные на дно, скрываются от полицейского преследования, втиснутые в грязные подземелья среди крыс и экскрементов. Это правда. Человек роется в кармане, чтобы достать бутылку скверного алкоголя. Конечно, он пьет. А как иначе? Глоток, затем другой. Чтобы забыть холод, страх, мерзость. Чтобы забыть свою прежнюю жизнь. * * * Последнее движение смычка Николь Хэтэуэй. В течение двух тактов в зале стоит полная тишина. Та самая знаменитая тишина после Моцарта, когда, кажется, что он, Моцарт, все еще звучит, и вдруг… мощные аплодисменты, сметающие музыку. Исполнительница склоняет голову, получает букет, пересекает зал, принимая поздравления со всех сторон. Пусть приглашенные изливают восторги, источают похвалы, — Николь знает, что ее исполнение не было потрясающим. Она сыграла эти сонаты безукоризненно, технично, кристально чисто и очень выразительно. Но без души. С отсутствующим видом она механически пожимает кому-то руки, слегка прикасается губами к шампанскому, и ей уже хочется ускользнуть. — Ты хочешь вернуться, дорогая? Она медленно оборачивается на этот успокаивающий голос. Это Эрик, ее компаньон, стоит перед ней с бокалом мартини. Ее поверенный и вот уже несколько месяцев, в какой-то мере, спутник жизни. Всегда рядом — он был с ней всегда, когда она в этом нуждалась. — Да. У меня кружится голова. Отвези меня домой. Не дожидаясь ответа, он устремляется в вестибюль и уже протягивает ей серое фланелевое манто. Она укутывается в него, запахнув воротник. Быстро попрощавшись, они спускаются по величественной мраморной лестнице. А в это время наверху праздник только начинается. — Я тебе вызову такси, — предлагает Эрик уже в вестибюле. — Схожу в контору и догоню тебя. — Я с тобой, это всего лишь пять минут. — Зачем? Такая скверная погода. — Мне хочется пройтись и подышать свежим воздухом. — Но это может быть опасно! — С каких это пор стало опасным пройти пешком 300 метров? И потом, ты ведь рядом. — Как хочешь. Они в молчании вступают на тротуар и сквозь пронизывающий холод быстро доходят до 5-й авеню. На улицах все еще мало машин. Снег продолжает заваливать город тяжелыми бесшумными хлопьями. |
