|
Потом видит девочку в сопровождении медсестры, и та поднимает голову, чтобы взглянуть на него. Это она. Выросла, конечно. И все же Лейла кажется ему такой маленькой, такой хрупкой… Он чувствует, что его сердце вот-вот разорвется, но, стараясь не напугать ее, Марк сдерживает порыв броситься навстречу, и только слегка машет ей рукой. Он весь дрожит. Не уходи, Лейла, не уходи! Девочка застывает на месте. И тогда Марк осмеливается встретиться с ней взглядом. Тысяча восемьсот двадцать восемь дней прошло с тех пор, как она пропала. Он приготовился к встрече с ребенком, одичавшим и растерянным, но ни ужаса, ни страдания не увидел в ее глазах. Напротив, она кажется спокойной и уравновешенной. И вот… на лице ее мелькает тень улыбки, она отпускает руку медсестры и бежит к нему. Тогда Марк присаживается, чтобы быть с ней одного роста, и берет ребенка на руки. — Все в порядке, дорогая, — говорит он, приподнимая ее. Он прижимает ее к себе, и бесконечное блаженство охватывает его. Это ощущение намного сильнее того, которое он испытал при ее рождении. — Все закончилось, — шепчет он ей на ухо. — Все закончилось. Чтобы показать, что это действительно так, он шарит в своей сумке и достает маленького плюшевого зайца, которого он догадался привезти из Нью-Йорка. — Я принес твоего белого зайчика. Помнишь его? Ты никогда не засыпала без Господина Зайца. Девочка берет плюшевую игрушку и прижимает ее к сердцу. — Теперь все, девочка моя, — повторяет Марк, будто убеждая самого себя. — Все закончилось. Мы возвращаемся домой. 8 Аэропорт Рыдать от невозможности мечты, Открыть дорогу боли и любви, Сгорать от лихорадки суеты, Бежать от одиночества в крови.[40] Жак Брель Сегодня 25 марта 2007 года — 8 часов утра Международный аэропорт Лос-Анджелеса Марк Такси остановилось перед терминалом 2, но Марк не торопился выходить. По дороге в аэропорт Лейла заснула у него на плече, и он не хотел будить ее. Покинув больницу, они провели ночь в гостинице деловой части города. Девочка продолжала молчать, но казалась спокойной и счастливой, потому что вновь была с папой. — Ты заговоришь, — пообещал он маленькой спящей девочке. Марк был в этом уверен. Нужно только, чтобы она ощутила себя дома, в кругу близких. И он готов был сделать все, чтобы Лейла вновь почувствовала доверие к людям. Сквозь дымчатые стекла автобуса он с тревогой наблюдал за суетой, царившей даже на подступах к аэропорту. Он ненавидел Лос-Анджелес, его грязь, его облик и его неукротимый нрав. Его не покидало впечатление, что этот гигантский город поглощает все на своем пути: и природу, и людей. В защитном коконе машины Марк еще несколько секунд чувствовал себя в безопасности, убаюканный чистыми интонациями скрипичного концерта, отрывок из которого звучал по радио. Эта музыка… я ее знаю. — Эта прекрасная композиция — что это? — Чакона Баха, — ответил водитель-меломан, протягивая ему коробку компакт-диска. Марк всмотрелся: фотография с претензией на гламур: полураздетая скрипачка стояла, прислонив лицо к зеркалу, — в нем она отражалась в виде двухголового существа, сексуального и одновременно вызывающего беспокойство. На желтой этикетке престижного ярлыка стояло имя исполнительницы и программа сольного концерта: Николь Хэтэуэй исполняет Баха Партиты для скрипки соло Едва Марк успел почувствовать волнение, Лейла открыла глаза. |
