– Меня интересует, что вы хотели сказать, назвав место преступления кошмарной сценой. Так написали газеты. Вы не упомянули элемент творчества. Как по вашему, было ли это творческим актом?

– Конечно, конечно. Я в жизни не видел ничего более творческого. Все ребята в управления восприняли это как замечательное произведение искусства. Знаете что, нам лучше поехать и обсудить это всем вместе.

– Не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, что ваш голос звучит прерывисто. Это верный признак того, что вы лжете. Зачем ты лжешь мне, приятель?

– Кто это лжет? Я лгу? Это действительно было настоящим творчеством!

– Сейчас ты скажешь мне правду. От боли люди всегда говорят правду, – заявил самозваный патрульный с приветливой улыбкой и непотребным значком с плаката, призывающего поступать на службу в полицию.

Уолдман отступил, схватившись за револьвер, но патрульный вдруг впился ему в глаза. Инспектор не мог пошевелиться и сквозь красную пелену нестерпимой боли сказал всю правду. Это был самый далекий от творчества кошмар, какой ему доводилось видеть.

– Благодарю, – произнес полицейский самозванец. – Я точно скопировал плакат, но думаю, что копирование чужой работы непродуктивно в творческом плане. Благодарю. – С этими словами он, словно дрелью, просверлил Уолдману грудь. – Вполне достаточно за конструктивную критику, – добавил он.

Глава 2

Его звали Римо, и они желали видеть его журналистское удостоверение.

Желали до такой степени, что брат Джордж приставил к его правой щеке дуло автомата Калашникова, сестра Алекса ткнула ему под ребра пистолет 45 го калибра, а брат Че, стоя в противоположном углу комнаты, целился ему в голову из «смит вессона».

– Одно резкое движение, и мы разнесем его на куски, – сказала сестра Алекса.

Почему то никому и в голову не пришло поинтересоваться, отчего этот человек, назвавшийся репортером, не удивился, открыв дверь гостиничного номера. Они не догадывались, что молчание, которое они хранили, подстерегая его, еще не тишина, что напряженное дыхание можно расслышать даже через такие плотные двери, как в мотеле «Бей Стейт», Уэст Спрингфилд, штат Массачусетс. Он производил впечатление вполне обычного человека.

Худой, чуть ниже шести футов, с выступающими скулами. Лишь утолщенные запястья могли заронить какие то подозрения. В серых брюках свободного покроя, черной водолазке и мягких мокасинах он выглядел весьма заурядно.

– Давай ка взглянем на его удостоверение, – произнес брат Че, а брат Джордж тем временем закрыл за Римо дверь.

– Где то оно у меня было, – сказал Римо и полез в карман, заметив, как напрягся указательный палец брата Джорджа, лежавший на спусковом крючке.

Возможно, брат Джордж и сам не подозревал, насколько он близок к тому, чтобы выстрелить. На лбу у него выступил пот, губы пересохли и потрескались, и дышал он коротко, отрывисто, едва восполняя закаты кислорода, словно боялся сделать полный вдох.

Римо показал пластиковое удостоверение, выданное нью йоркским городским отделом полиции.

– А где же карточка «Таймс»? Это же удостоверение полиции! – воскликнул брат Джордж.

– Если бы он предъявил тебе карточку «Таймс», у тебя могли бы возникнуть вопросы, – объяснил брат Че. – Все газетчики Нью Йорка пользуются удостоверениями, выданными полицией.

– Жалкие полицейские марионетки, – согласился брат Джордж.

– Полиция выдает журналистам удостоверения для того, чтобы их пропускали на место происшествия при пожаре и прочих подобных ситуациях, – добавил брат Че. Это был тощий человек с бородатым лицом, которое выглядело так, будто его однажды вымазали машинным маслом и с тех пор никак не могут отмыть.