Григорий не видел его, но почему-то чувствовал: грифон снова взлетел на карниз. Одно крыло у него обвисло, но в остальном он остался невредим. А ухмылка — шире не бывает!
Теперь Николау видел все глазами Михася. Связь между ними теперь была так прочна, как между ним и Терезой.
Тереза! Стоило Григорию вспомнить о ней, как он тут же понял, что ухитрился совершить ошибку. Ему нельзя было, ни в коем случае нельзя было вспоминать о ней! Если он был так прочно связан с Михасем, значит, тот мог беспрепятственно прочесть его мысль…
— Ко мне, дочь моя! — Михась взметнул правую руку, сейчас больше похожую на почерневшую клешню.
Григорий краем глаза увидел вспышку. Тереза пыталась сопротивляться, но проигрывала в этой схватке.
— Тереза! Нет! — вырвалось у Григория. Его спутница не в силах была противиться Михасю даже теперь, когда его воля была настолько ослаблена. Но отпусти он этого мерзавца хоть на миг — он снова вернет себе утраченное. Михась был слишком хитер, чтобы давать ему второй шанс.
Фроствинг! Пора было убедиться, правду ли говорил грифон.
— Фроствинг! Сделай же хоть что-нибудь! Я твой повелитель! Ты должен спасти ее!
— Ну наконец-то! — довольно возопил крылатый ужас и хрипло захихикал. — Додумался все-таки! Слушаюсь, как говорится, и повинуюсь, мой господин!
Он, оказывается, только ждал приказа! И все! Как ни был сейчас Григорий занят поединком с Франтишеком, он не мог не восхититься непредсказуемостью характера грифона. Проживи Григорий хоть тысячу лет, он бы его, наверное, так и не понял до конца.
Ну да. Тысячу. Это при том условии, что ему удалось бы пережить ближайшие несколько минут.
Бело-серый вихрь метнулся к Терезе, загородил ей дорогу к Михасю. Фроствинг обнял женщину крыльями, и она скрылась от глаз соперников.
Тело Петера Франтишека обратилось в нечто подобное существу, восставшему из могилы, однако каким-то образом воля Михася заставляла его двигаться.
— Отойди от нее, никчемный ублюдок! Отойди, я приказываю тебе!
Фроствинг обернулся, осклабился… и повиновался.
Терезы не было.
Грифон хохотал от души над злостью карикатурной фигуры. Он раскинул крылья во всю ширь и устремил на своего создателя гневный взор.
— Я больше не желаю повиноваться тебе, жалкий, ничтожный Михась! Ты теперь просто тень! Мой истинный повелитель — он! И его последний приказ — тому подтверждение. Я исполнил его беспрекословно, с превеликой радостью!
— Ах так? Тогда впредь ты будешь питаться только своими воспоминаниями!
Ярость возобладала над здравым смыслом. Михась отвел взгляд от Григория и направил на грифона указующий перст — вернее, не на самого Фроствинга, а в его сторону.
Перед мысленным взором Николау предстала арка ворот. Она мелькнула на миг — и исчезла, но именно в этот миг по ней ударила молния, сверкнувшая среди ясного неба.
По земле и тротуару рассыпались обломки камней.
Фроствинг взревел от боли и начал распадаться на части. Казалось, будто бы срок его существования подошел к концу, камень, из которого он был сложен, износился. Осколки падали на пол, там постепенно вырастала горка щебня из серого камня и белой кости.
К изумлению обоих свидетелей, рев вдруг сменился смехом. Знакомым, издевательским смехом. Грифон раскинул крылья — одно из них отвалилось и осколками осыпалось на пол. А Фроствингу, похоже, было безразлично.
Еще держалась на его каменной физиономии такая знакомая Григорию ухмылка, но теперь он насмехался не над ним, а над древним злым колдуном.
— Всему конец! — хохотал грифон. — Но я увижу тебя в аду, Михась… и притом очень скоро!
Все, что осталось от Фроствинга, распалось на куски. |