А безукоризненно одетый Франтишек снова забарабанил кончиками пальцев по подлокотнику кресла. Тон его речи тут же изменился, голос зазвучал приглушенно. Странная смесь акцентов в выговоре сохранилась, но Григорий уже успел привыкнуть к этой особенности говора Франтишека.
— Давно ли он вам является во сне? — спросил связанный маг.
— С тех пор, как я себя помню, — ответил Григорий совершенно честно. Снабжать захватившего его в плен человека точными датами он не желал. — Я всегда полагал, что он существует только в моих снах. Когда же я увидел арку…
Франтишек прервал его усталым взмахом руки.
— Это все мне известно. Вы мне расскажите о том, чего не сказали женщине. Жаль, что вы так мало знаете о самом доме, но зато лучше знаете грифона… быть может, даже лучше, чем его знаю я.
В благодарность за то, что ему уже успел выложить Франтишек, Григорий был готов поделиться с ним кое-какими правдивыми сведениями. Он не собирался, безусловно, рассказывать ему столько, чтобы целиком и полностью раскрыть правду о себе — нет, не более того, чего хватило бы, чтобы Франтишек был удовлетворен ответом. Лгать он не станет. В отличие от многих, живущих в этом веке, Николау был связан кодексом чести. Кодекс безнадежно устарел и истрепался, но Григорий хранил приверженность ему. Кроме того, он подозревал, что на ложь у Франтишека особое чутье и врунов он не щадит.
Николау кивнул и со всей осторожностью приступил к ответу. Самое лучшее для него в данном случае было избегать упоминания о конкретных фактах, как и в разговоре с Терезой, вот только теперь для этого была совсем иная причина.
— Фроствинг мне знаком так давно, что я даже не в состоянии вспомнить, когда именно он посетил меня впервые.
И связанный хозяин, и его верный слуга слушали Григория с неподдельным, живым интересом. Николау выкладывал им то, что им хотелось услышать. Он подробнейшим образом описывал наступление видений, понимая, что это состояние хорошо знакомо Франтишеку, так что здесь он его на извращении фактов не поймает. Рассказывал о своих непрерывных переездах. На деталях до того времени, как поселился в Лондоне, не останавливался — обмолвился лишь о том, что предки его родом откуда-то из Восточной Европы.
При упоминании об этом Франтишек кивнул, но промолчал. Конрад демонстрировал точно такое же отношение к рассказу Григория, как его господин. Заметив, что господин пока доволен, Конрад немного успокоился и даже слегка подобрел. Но только слегка. Он вообще был не из тех людей, с кем Григорий мечтал бы сойтись на узкой дорожке вне зависимости от того, владел Конрад магией или нет.
Относительно похищения грифоном своих воспоминаний Николау умолчал. Скажи он об этом — сразу возникли бы вопросы, на которые он не осмелился бы ответить. Ведь Франтишек о подобных переживаниях не проговорился, из чего Николау сделал вывод, что тот страдал от грифона меньше него.
Свое повествование он закончил рассказом о гибели двоих людей, ворвавшихся в его гостиничный номер. Франтишек вовсе не удивился тому, что Фроствинг продемонстрировал способность проникать в реальный мир из мира видений, что заставило Григория задуматься: уж не обладает ли сам Франтишек таким даром?
И Франтишек, и Конрад крайне внимательно слушали весь рассказ от начала до конца.
— Не знаю, почему меня избрали… вернее говоря, обрекли, на такую участь.
Последняя фраза была самой искренней и правдивой из всего, что пока сказал Франтишеку Григорий. Он произнес их настолько убежденно, что ему показалось: Франтишек просто не сумеет ему не поверить. И когда связанный человек задумчиво кивнул, у Григория чуть было не вырвался вздох облегчения, но он удержался — это выглядело бы чересчур подозрительно. Он только сглотнул подступивший к горлу ком и стал ждать реакции. |