Первые два месяца после моего переезда в Флитвуд от высшего не было ни слуху ни духу. Честно говоря, была уверена, что он благополучно выбросил меня не только из своего дома, но и из сердца. И уже давно наслаждается жизнью с какой-нибудь новой пришлой.

Не самая приятная была мысль.

Маэжи, в отличие от своего вечно занятого брата, частенько меня навещала: привозила эскизы, помогала в магазине, оставалась ночевать. Чему я была только рада. Благо башковитый наш сумел-таки создать для сестры артефакт — браслет вроде того, что когда-то носила я, — из которого Маэжи может самостоятельно черпать эмоции.

Помню, когда высший впервые нарисовался в магазине, весь такой из себя расфранченный, с бутылкой вина, улыбкой на гладковыбритой физиономии и горячим желанием со мной поужинать, у меня чуть челюсть на прилавок не рухнула. Выпроводив клиентку, которая никак не хотела выпроваживаться и всё с хитрой улыбочкой поглядывала то на Грэйва, то на меня, повела его светлость наверх. Знакомить со своим скромным жилищем и готовить ужин.

С тех пор я редко ужинала одна.

Увы, частые визиты Эшерли не самым лучшим образом сказались на моей репутации. Чего только не наслушалась в свой адрес… К счастью, покупателей сплетни не отпугнули. Ну а то, что «порядочные джентльмены даже не посмотрят в сторону столь легкомысленной особы», меня заботило мало. Вернее, не заботило совсем. На местных холостяков мне было попросту наплевать.

— Ты оказалась строптивее всех, — однажды заявил мне Эшерли. Устроившись в кресле возле камина и задрав ноги на мягкий пуф, маг не спеша поцеживал горячее вино и предавался ленивой болтовне. — Остальные девушки соглашались на замужество: кто с радостью, кто скрепя сердце. Понимали, что одним в Эльмандине придётся сложно. Но ты же упряма, как настоящий осёл. Вернее, ослица.

Угу, значит, это я упряма. Можно подумать, кто-то искал мне мужа… И что-то не припомню, чтобы его светлость живописал, как тяжко живётся одной пришлой в Верилии.

Впрочем, я уже давно перестала быть пришлой. И всё благодаря ещё одному чудо-изобретению мага — колечку, презентованному мне в день моего отъезда из Морияра. Действие то же, что и у зелья Хэймо, которым пичкали меня артисты: ни один высший теперь не может учуять во мне иномирянку.

Стоило примерить украшение, как оно тут же чудесным образом «впиталось» в кожу, оставив после себя лишь мерцающую вязь на безымянном пальце.

— Почему ты не стёр мне воспоминания, как всем остальным? — воспользовавшись тем, что его светлость захмелел, расслабился, я решила порасспрашивать его о бывших.

Ответил Грэйв не сразу. Долго гипнотизировал танцующее в камине пламя, прежде чем тихо проговорил:

— Хотел, чтобы ты меня помнила.

А потом взял и всё испортил, поддавшись своей скверной привычке сбегать, когда не следует. Резко подхватился, нахлобучил на голову шляпу, схватил пальто.

— Уже поздно. А до Морияра путь неблизкий.

Это через телепорт-то!

Словами не передать, как хотелось чем-нибудь его треснуть. Например, кочергой.

Раскалённой.

С некоторых пор меня начала мучить ревность. Словно острым шипом колола сердце и порой не давала уснуть. Не счесть, сколько раз порывалась спросить у Маэжи, занял ли кто моё место. Ведь наверняка занял! А если нет, значит, к Эшерли продолжает шастать та пренеприятнейшая особа.

Но оставаясь с подругой наедине, не отваживалась на расспросы. Наверное, мешала гордость или страх обнажить свои чувства. Да и кто я такая, чтобы лезть в личную жизнь герцога.

Бывало, Эшерли пропадал на неделю, а то и две, чем основательно портил мне нервы. Длинными унылыми вечерами я не находила себе места. Могла подолгу пялиться на стол, накрытый на две персоны.