Если Конар надолго задержится в Ирландии, она вернется домой без него. И пусть себе является следом за ней, весь пылая от ярости — что ж, значит, быть по сему. А если он откажется от нее…
И сердце ее сжалось при воспоминании о том, что Бренна честно предупредила ее: она готова служить Конару и выполнять любые его желания.
Она лежала, забившись в угол кровати, когда совсем поздней ночью он явился в их опочивальню. Она не открыла глаза и не издала ни звука, притворившись спящей. Он долго молча стоял возле кровати.
Наконец, он вздохнул, разделся и скользнул под одеяло. В эту ночь он к ней не притронулся.
Ей показалось, что утро наступило слишком скоро.
Рассвет бы вялым и туманным, в точности, как предсказал ей Рагвальд. За окном слышался слабый звук падающих капель — шел дождь. Конар давно уже проснулся и лежал рядом не сводя с нее глаз.
Она удивленно и растерянно посмотрела на него.
Он легонько погладил ее по щеке.
— Мне уже пора отправляться, и я должен взять тебя с собой.
Она отвернулась от него, уставившись на сундук, в котором лежала ее кольчуга — теперь ей казалось, что в этом сундуке осталось уложенным ее детство.
Но ведь ее меч — настоящий. И кольчуга наверняка еще придется ей впору. Все-таки удивительно, почему он так и не отобрал у нее ни меч, ни кольчугу.
Он не оставит ее. Она в этом не сомневалась.
— Ты можешь в не брать меня с собой, — осторожно произнесла она.
Она почувствовала, как его пальцы пробежались по ее спине, и ощутила невольный трепет. Это прикосновение породило в ее теле странную волну тепла, странные желания. Ей захотелось обернуться к нему, обнять его, прижать к себе. Она знала, что, если он уедет, она будет тосковать без него. Тосковать по его ночным ласкам, тосковать по силе и теплу его тела. Тосковать по тем восхитительным снам, что снились ей в его объятиях.
Но она не повернулась к нему. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала, он все равно отправится на войну. И не возьмет ее с собой — он возьмет Бренну. Он оставит ее ждать возле чужого очага — пусть даже с любовью относились к ней хозяева.
— Некоторые жены, — сказал он, — бывают рады находиться подле своих мужей.
— Но ведь я не буду подле тебя.
— Будешь, пока мы не поскачем на север.
— И ты оставишь меня.
— А ты готова расстаться со мной прямо сейчас, любовь моя?
Она молчала. Он гневно закончил за нее:
— Конечно, ты готова. Ты готова пойти на что угодно, продаться самому дьяволу, лишь бы остаться дома!
И там, в Ирландии, ты будешь считать часы, и молиться о моем благополучном возвращении — лишь бы поскорее вернуться сюда, — он отвернулся и вскочил с постели. Мелисанда невольно залюбовалась его мощной спиной, широким разворотом плеч, узкими мускулистыми бедрами.
— А что будет, если ты не вернешься? — прошептала она.
— Тебя бы устроил такой конец? — спросил он, обернувшись.
— Это могло бы быть причиной отмены поездки, — упрямо настаивала она на своем.
Он обошел вокруг кровати, приблизился к ней и поднял ее лицо за подбородок.
— Неужели ты хочешь, чтобы я предал своего отца Мелисанда?
Она не сразу нашлась, что ответить. А потом вздохнула и снова отвернулась от него.
— Нет, я этого не хочу. Но ты рискуешь собой, рискуешь мной…
— Неправда, сударыня, даже если я и не вернусь, ничего страшного не случится. Станешь ли ты оплакивать меня? Или радостно сбросишь с себя цепи, что так сковывают тебя сейчас, и поплывешь домой, чтобы наслаждаться безраздельной властью над своими владениями?
Она встретилась с его взглядом и торопливо прикрыла глаза ресницами. |