– Он говорит правду, – сухо подтвердил Эгил.

– Это война? – Торфинн оправился первым.

– Король Этельстан устал от вероломства скоттов, – пояснил я. – Устал от того, что норманны норовят стать монархами в его стране. Так что да, это война.

Анлаф молчал. Его претензия на трон Нортумбрии основывалась на праве родства, но в осуществлении своего права он полагался на царящий на севере хаос. Мои новости означали, что армия Этельстана искоренит этот хаос. Так что если Анлаф хочет стать королем Нортумбрии, ему предстоит сразиться с Этельстаном. Парень это понимал. И его явно не устраивали открывающиеся перспективы.

Торфинн нахмурился:

– Ты говоришь, что флот щенка идет на север?

– Да. Мы оставили его в устье Фойрта.

– Но корабли Константина прошли на запад мимо этих островов три дня назад.

Это подтверждало мои догадки: Константин, не подозревая о планах Этельстана, отправил большую часть флота досаждать берегам Камбрии.

– До них не успели дойти вести, – предположил я.

– Скамью для моих гостей, – произнес Торфинн, потом сел, хлопнул по столешнице и указал на конец высокого стола.

Анлаф наблюдал, как нас усаживают и угощают элем.

– Ты убил Гутфрита? – спросил он вдруг.

– Да, – беззаботно ответил я.

– Он приходился мне двоюродным братом!

– И ты его не любил, – напомнил я. – К тому же теперь ты получил шанс взойти на трон. Тебе следует меня благодарить.

В зале раздались смешки, быстро стихшие под сердитым взглядом Торфинна. Анлаф выдернул нож из столешницы.

– Почему бы мне не убить тебя? – поинтересовался он.

– Потому что моя смерть ничего тебе не даст. Потому что я гость в доме Торфинна. И к тому же я тебе не враг.

– Неужели?

– Все, что меня заботит, государь, – я почтил его титулом, так как он был королем Дифлина, – это мой дом. Беббанбург. Весь остальной мир может погружаться в хаос, но свой дом я буду защищать. Мне без разницы, кто сидит на престоле Нортумбрии, до тех пор, пока меня не трогают. – Я отхлебнул эля, потом взял с блюда жареную гусиную ножку. – К тому же я стар! Скоро отправлюсь в Валгаллу и повидаюсь там еще с кучей твоих родичей, павших от моей руки. Неужели ты хочешь поторопить эту встречу?

Эта реплика вызвала оживление вокруг, но не у Анлафа. Тот, не обращая на меня внимания, перешептывался с Торфинном. Тем временем арфист играл, а служанки разносили еду и выпивку. Посланец, провожавший нас до дома, жаловался на недостаток эля, но на самом деле эль лился рекой, и оживление в зале усиливалось, пока Эгил не попросил арфу. Собравшиеся разразились радостными криками, но Эгил ударил по струнам, требуя тишины.

Он исполнил песню собственного сочинения. Песню, полную битв, пропитанной кровью земли и воронов, пирующих плотью врагов. Но нигде не было сказано, кто сражался, кто победил, кто проиграл. Я слышал ее раньше, Эгил называл ее «Песнь о побоище». «Она должна послужить предупреждением о нашей судьбе, – сказал он мне однажды. – И напомнить нам, что мы все глупцы. И разумеется, глупцы от нее в восторге».

Когда смолк последний аккорд, слушатели разразились криками. Потом снова пел арфист Торфинна, но часть пирующих уже уснула, а другие выходили, шатаясь, в северную ночь в поисках ночлега.

– Вернемся на корабль? – вполголоса спросил Эгил. – Мы узнали все, что хотели.

Выяснили мы то, что большая часть кораблей Константина ушла на запад, и это хорошая новость для Этельстана, и ее следует ему сообщить.