Олаф Эйнерсон – один из моих недовольных держателей. Он унаследовал надел от своего отца и всегда неохотно платил мне подать.

– Я говорил с его женой, – продолжил Утред. – Она сказала, что муж решил присоединиться к шотландцам.

До нас доходили другие донесения о данах и норманнах, уходящих на запад через горы вместе со своими людьми. Берг, возглавлявший отряд разведчиков из тридцати человек, вернулся и сообщил, что, по слухам, шотландские воины объезжают поселения данов и норманнов, суля серебро и земельные наделы. Единственный достоверный факт заключался в том, что непосредственная опасность Беббанбургу пока не грозит. Эгил водил своих людей далеко на север, почти до Фойрта, но ничего не обнаружил. Он принес эту весть в Беббанбург, и с ним прибыли его брат Торольф и семьдесят шесть всадников.

– Мы выступим вместе, – радостно заявил он.

– Я не знаю пока, стоит ли выступать, – возразил я.

Эгил обвел взглядом крепостной двор, набитый собранными со всех концов моих владений воинами.

– Ну конечно знаешь, – заявил он.

– И если я выступлю, то на стороне Этельстана, – предупредил я. – Не норманнов.

– Ну конечно.

– И норманны объединятся с Константином, – продолжил я. Потом, помедлив немного, добавил: – Только не говори «ну конечно».

– Ну конечно! – Он усмехнулся. – И я буду сражаться на твоей стороне. Ты спас жизнь моему брату, ты дал мне землю, ты стал мне другом. За кого еще мне сражаться?

– Против норманнов?

– Против любого врага. – Он помолчал немного. – Когда выступаем?

Я понимал, что затягиваю с решением, убеждая себя, будто жду подтверждения от гонца, которому доверяю. Было ли это нежелание? Я надеялся никогда больше не становиться в «стену щитов», убеждал себя, что Этельстан не нуждается в моих людях, прислушивался к мольбам Бенедетты и вспоминал про дракона, выползающего из логова с огнем в ноздрях. Разумеется, это было нежелание. Только юнцы и дураки с охотой идут на войну. Но воевать я приготовился. Собрал воинов и наточил копья.

– Скотты исстари были нашими врагами, – спокойно продолжил Эгил. Я молчал. – И если ты не выступишь, недоверие к тебе Этельстана усилится, как никогда прежде.

– Он меня не звал.

Эгил посмотрел на Финана, присоединившегося к нам на стене, выходящей на море. Порыв ветра взметнул длинные седые волосы друга, напомнив мне, что мы уже старики, а битвы – забава молодых.

– Мы тут ждем приглашения от Этельстана, – поприветствовал Эгил ирландца.

– Кто знает, способен ли посланец пробраться в наши дни через Нортумбрию, – заметил Финан.

– Мои держатели пойдут со мной, – упрямо заявил я.

– По большей части да, – согласился Финан. Но сомнение в его голосе подсказало, что не все мои арендаторы поддерживают саксов. Олаф Эйнерсон уже перешел к захватчикам, найдутся и другие, так что любому гонцу с юга следует объезжать стороной поселения северян.

– Как думаешь, что происходит? – спросил у меня Эгил.

Я помедлил. Меня подмывало сказать, что не знаю и жду достоверных вестей, но эти двое были самыми близкими моими друзьями, боевыми соратниками, и я выдал им правду:

– Думаю, скотты пришли мстить.

– Тогда чего тебе не хватает? – очень тихо спросил Эгил.

Я тоже ответил так же тихо:

– Храбрости.

Никто не сказал ни слова.