— Они сделали поспешные выводы и сегодняшний урок запомнят надолго, — прорычал Луис, глядя на брата. — Я не собираюсь быть преемником Эдуарде. А ты уж сам решай, что тебе больше подходит.

Патрисио отступил назад. Слова Луиса явно привели его в замешательство.

— Я вовсе не это имел в виду, Луис.

— Тогда не мешай мне.

— Луис, так нельзя! Ты ничего мне не объяснил! — воскликнула Шонтэль, высвобождая руку и борясь с ненавистным ей ощущением, что она лишь орудие мести.

— А Клаудия? А моя мать? Им можно? бросил он ей с такой яростью, что она застыла в нерешительности. — Ты обещала, что будешь рядом. — Он приблизился к ней вплотную, и она почувствовала его дыхание. — Значит, я не могу на тебя рассчитывать?

Его глаза умоляли ее. Она была частью плана — так было задумано. Но он умолчал о помолвке. Он говорил, что между ним и Клаудией ничего не было.

— Ты повторяешь собственные ошибки, скрывая от меня такие вещи, Луис, — произнесла она.

— Мы должны добиться справедливости, настаивал он.

Разве? Мысль о том, что он ласкал Клаудию, целовал ее…

— Ты занимался с ней любовью? — спросила она, вспомнив, что он делал с ней прошлой ночью.

— Господи Иисусе! — воскликнул Патрисио. — Да какое право она имеет…

— Молчи! Права нет у тебя! — рявкнул Луис. Он посмотрел на Шонтэль, надежда еще не оставила его. — Я никогда и не помышлял об этом. Между мной и Клаудией Гальярдо никогда не было близких отношений.

— Тогда почему же все зашло так далеко? растерялась Шонтэль, не зная, что и думать.

— Мне было все равно, на ком жениться.

Клаудия, преследовала меня, а мать поощряла ее. А ты бросила меня, поверив им.

Выходит, что виновата она? Чего он добивается: справедливости или мести?

— Луис, оркестр умолк, — вмешался Патрисио.

— Шонтэль, ты не со мной? — спросил он, казалось заглядывая ей в душу.

Потрясение было слишком сильным, какая-то ужасная путаница. Шонтэль отказывалась что-либо понимать. В конце концов, если для него так важно — раз уж она здесь с ним использовать ее, чтобы стать свободным, почему не помочь ему? По крайней мере свою вину загладит.

— Я с тобой, — прошептала она.

Он глубоко, прерывисто вздохнул и вновь предложил ей руку. Они направились в бальную залу, за их спинами не стихало шушуканье. Все предвещало скандал. Распутница, подумала Шонтэль и действительно почувствовала себя очень легкомысленной особой.

Когда они завернули за угол, в маленький коридорчик перед бальной залой, их снова нагнал Патрисио и, поравнявшись с Шонтэль, зашагал слева от нее. Втроем они привлекли еще больше внимания. Жужжание среди гостей нарастало.

— Лучше отойди, Патрисио, — посоветовал Луис.

— Нет.

— Это касается лишь меня.

— Я понятия не имею, что ты затеял, но если ты не хочешь быть преемником Эдуарде, то я тем более. И мать не заставит меня. Так что я с тобой.

— Это мое личное дело, Патрисио.

— Полагаю, лучше выступить единым фронтом.

— Поздновато, учитывая, как ты пытался остановить меня.

— Главное — не остановиться теперь.

И все трое двинулись дальше. Полные решимости Патрисио и Луис, а между ними Шонтэль, чувствующая приближение Армагеддона, крушение эры господства тиранов. И она, одетая как принцесса, была оружием в этой битве. Нет, символом, карающим мечом справедливости.

Эта мысль вызвала у нее улыбку.