Она не ответила и на следующие три звонка. А потом поступил вызов от Наташи, и комок тревоги ежовыми иглами впился в сердце. Карина сразу нажала зелёную кнопочку, и её обеспокоенное «да?» прозвенело тихо и грустно.

– Кариночка... Это я.

Душа упала в объятия родного голоса – глухого и усталого, почти как в тот раз, когда Слава разговаривала с Кариной с больничной койки, раненая. Боль, но сладкая. Радость, но с перебитым крылом.

– Почему ты с Наташиного телефона? – только и смогла Карина пролепетать.

– Потому что мне ты не отвечаешь. Не хочешь со мной разговаривать?.. И не надо. Просто скажи, как ты там. Я беспокоюсь.

Полететь туда на крыльях, обнять её, успокоить и больше не отпускать – так требовало сердце. Но память со стеклянными глазами выкручивала руку.

– Я не знаю, Слав... Не знаю, как я. Ты... напугала меня. И сделала очень больно.

«Не добивай её этими словами, не упрекай, ей и так плохо сейчас! – кричало сердце. – И неизвестно, что с ней случилось там, в командировке. Может быть, что-нибудь ещё похуже, чем с тобой в ту новогоднюю ночь...» Поздно: слова сорвались с языка. А голос Славы прозвучал в ответ всё так же глухо и виновато:

– Мне Наташа рассказала, что я... натворила. Малыш, я не помню ни хрена... Помню только, как под руку попалась твоя заколочка. А потом – ты в кустах. И глазёнки твои испуганные. Прости меня, принцесса. Прости, если можешь.

Сердце уже простило. Оно обливалось тёплой кровью, а по щекам катились такие же тёплые слёзы.

– Я ни в чём тебя не виню, Слав...

– Карина... Не плачь, пожалуйста. Я сейчас приеду домой. Всё будет хорошо... Я скоро.

– Слав, не надо сейчас! – похолодела Карина. – Вы с дядей Виталиком очень долго и много пили, тебе нельзя за руль!

– Не волнуйся, солнышко. Мне, конечно, хреново с перепоя, но я уже трезвая. Скоро буду дома... Не плачь там, ладно? Всё, жди.

Карина принялась звонить Наташе – занято... Набрала Славу – «аппарат абонента...» Шагая из угла в угол, она кусала ногти от тревоги, звеневшей холодной струной. Снова набрала Наташу – и опять занято.

– Да что ж такое! – Карина бросила телефон на кровать, и тот пружинисто плюхнулся на одеяло.

Она не присела ни на секунду, покоя не знали ни ноги, ни душа. Чтоб успокоить дрожь в руках, принялась заваривать чай – рассыпала заварку, уронила дольку лимона, психанула. Поскользнулась на лимоне и стукнулась лбом о дверцу кухонного шкафчика; пытаясь устоять на ногах, смахнула на пол сахарницу. Шёпотом матерясь, она отправилась за веником и совком... И узнала, зачем на самом деле нужны мизинцы на ногах – чтобы цепляться ими за всю мебель в квартире. Дабы прекратить этот поток несчастий, Карина просто села в прихожей на пол у стены и обхватила колени руками. Босым ногам отчего-то стало зябко, хотя жаркий летний вечер перетекал в душную ночь.

Поворот ключа в замке – и сердце упало в тёплую бездну облегчения, а ноги пружинисто подбросили Карину. Увы, слишком сильно. Стоило шевельнуться, как чёрная полоса тут же выскочила из-за угла снова, превратив радостный подскок Карины в прыжок вратаря. Вот только ловила она не мяч, а вешалку. Ухватившись за крючок, она сорвала один её конец с гвоздика и растянулась на полу поперёк узкого прохода, а сверху шлёпнулся ворох одежды. И в довершение всего открывающаяся дверь задела голову Карины – к счастью, не слишком сильно: одежда смягчила удар.

– Господи... Карина!

Присев на корточки, Слава принялась выпутывать девушку, а та, закрыв лицо руками, тряслась в истерическом смехе.

– Кариночка... Что с тобой? – Ладони Славы гладили её по растрёпанным волосам, по плечам.

– Это какой-то капец! – сотрясалась та.