Пытался ночью перестучаться с «певцом». Бестолку. А ведь сидельцы в тюрьмах даже умудряются письмами обмениваться через какую то «дорогу» в окнах. Попробовал покричать. И тут же был остановлен ночным тюремщиком.

Подумал какое то время об объявлении протестной голодовки. Так сказать официально. Но меня и так качало на постных щах, чтобы еще начинать «качать режим». Ну всунут в нос шланг, нальют бульона внутрь – приятного мало. Пусть все идет, как идет.

Мелькали дни, я проводил все время лежа под тонким одеялом, дрожа от холода. Пытался громко петь, подражая соседу и даже порадовался за красивый голос Стоцкого, но меня почему то одернули тюремщики очередным «не положено». Соседу можно, а мне нет? Какие то двойные стандарты тут.

Но в один из апрельских дней – точный счет я уже потерял – кое что начало происходить. Громыхнул гром, ударила молния. Причем близко – вспышку было хорошо видно в малюсенькое зарешеченное окошко. Еще серия молний, совсем раскатистый удар грома. И потом полило. С большой буквы П. Дождь пошел стеной и это была совсем не первая весенняя гроза. Но тогда что? Ответ пришел совсем скоро.

Глава 14

Василию Николаевичу снилось, что он плывет по реке на плоту. Лежит, глядя в темное небо, а волны мягко качают под ним деревянный настил. А потом его вдруг подхватило высокой волной и больно шарахнуло спиной о прибрежный камень. И остался он лежать на шершавой, твердой поверхности, ощущая кожей каждую неровность и холод камня.

– Здоровый, как медведь… – недовольно проговорил мужской голос где то совсем близко – такого и вчетвером не поднимешь.

– Напился кровушки людской, душегуб проклятый, отожрался на ней, как упырь ночной! – вторил ему другой – Разжирел на чужом горе…

О чем это они… упырь какой то? Бахметьев поморщился и попытался открыть глаза. Но последние события вдруг вихрем пронеслись в его голове, и решил не спешить с этим. А послушать для начала, что творится вокруг. Голоса были совершенно незнакомые, да, и неоткуда посторонним было взяться в избе лекарки. Но тогда где он сейчас находится? Уже одно то, что его зачем то раздели до исподнего, наводило на нехорошие мысли. И куда запропастились эти чертовы охранники?!

– …Василиса, долго еще?

– Не торопи, Богдан. Знаешь ведь, что надобно десять раз все руны проверить, чтобы не ошибиться. Цена будет слишком велика.

Ну, вот… теперь хоть что то прояснилось. Значит, это ведьма их одурманила своим бесовским колдовством, и это ей он обязан тем, что лежит раздетым на холодном камне, незнамо где. Людских шагов не было слышно, одни лишь непонятные шорохи, но вокруг него явно что то происходило. А еще в воздухе витал густой запах крови – уж, он то знал его, как никто другой.

– Поди северные не будут довольны, когда мы его… ну ты поняла – буркнул Богдан.

Когда что?! Бахметьев покрылся испариной от дурного предчувствия.

– Володар поговорит с патриархом клана – женщина вздохнула, чем то звякнула – Этот упырь давно своему клану поперек горла стоит. Они только рады будут.

– А я другое слышал. Что упырь сам в клановые патриархи метит, дворяне к нему каждый месяц ездят, все о чем то шушукаются за закрытыми дверями. И Белозерские, и Кашины… Он не просто так ентот свой гарем из дворовых девок устроил. Прикармливает сторонников. Аки псов.

– У северных все Ухтомские и Щербатовы решают.

Василий Николаевич, наконец, узнал голос лекарки и поразился тому, как точно та знает положение дел в их северном клане, да и в его собственном поместье тоже.