– Я бы съел кусочек мяса, – сказал я, принимаясь за еду.

    – Нельзя! – каркнула ворона и добавила презрительно: – Не крути носом, не в ресторане.

    – Кстати, а где это я? – спросил я, пережевывая кусок хлеба с медом и запивая его молоком. Молоко было вкусное, жирное, как сливки.

    – Будет время, узнаешь, – проворчала ворона.

    Я закончил трапезу, вежливо поблагодарил и встал из-за стола. К сожалению, в этот момент я поднял глаза – и чуть не извергнул только что съеденное мною прямо на стол.

    Дело в том, что я ужасно брезглив. Я не выношу грязи ни в каком виде. А паче всего я не терплю насекомых и прочих ползающих, летающих и так далее.

    А тут в углу, между потолком и дверной притолокой, висела густая паутина, в середине которой угадывались очертания чего-то темного, волосатого, омерзительного… Короче говоря, в паутине сидел огромный паук. Но мало того – рядом с паутиной, возле низочки с сушеными грибами, примостился большущий черный таракан, наверное, с мой палец длиной. Таракан – настоящий тараканище! – чувствовал себя превосходно. Он пошевеливал своими длинными усами и, кажется, не испытывал желания бежать.

    Преодолев приступ тошноты, я закричал:

    – Боже мой, какая гадость! Убейте, убейте его немедленно!

    – Какая кровожадность! – с негодованием воскликнула птица. – Как не стыдно! Спать!

    И тут все вокруг меня будто сорвалось с места, завертелось и закружилось. Я пулей промчался по коридору, влетел в комнату, бухнулся на кровать и, не успев даже укрыться, провалился в сон.

    И снова это был полусон-полуявь.

    И в этом сне они опять собрались вокруг моего ложа: Лада в белом одеянии, черная птица, белый пес, некто, покрытый шерстью.

    И этот некто, покрытый шерстью, теребил край своей душегрейки и тревожился:

    – Ой ли, Ладушка, справишься ли?

    А белая собака порыкивала, волнуясь, и ее мягкие губы подрагивали, обнажая острые клыки.

    А черная птица вновь нацепила на нос пенсне и каркала под руку Ладе:

    – Не торопись, еще раз посмотри внимательно: то читаешь, ты не перепутала?

    Лада, стоя на коленях у моего изголовья, листала засаленную тетрадку, морщила лобик, как старательная школьница, и шевелила губами, будто повторяя про себя какое-то правило из грамматики.

    И пахло фиалками.

    Я подумал: какой длинный, интересный, связный сон. Будет жалко, если я сейчас проснусь.

    Я не проснулся.

    Лада захлопнула тетрадку.

    – Вы бы вышли… – попросила она жалобно.

    – Это ж так интересно! – воскликнул некто лохматый, – это ж интереснее, чем кино!

    – Ладно, оставайтесь, – нехотя сказала Лада, – только тихо.

    Они все (весь этот зверинец) затаили дыхание. Я тоже на всякий случай приготовился наблюдать некое действо, которое обещало быть интереснее, чем кино.

    Но наблюдать мне не пришлось, потому что я оказался главным действующим лицом драмы.

    Лада сунула мне под нос маленькое зеркальце и, глядя в это зеркальце таким образом, чтобы поймать мой взгляд, начала декламировать нараспев:

    – Кто ты, юноша? Не Светлый ли ты витязь, явившийся с благой целью избавить из плена томящуюся деву? Или, может быть, ты – Черный рыцарь, посланный врагом рода человеческого мне на погибель? Не таись, дай заглянуть в твою душу, яви свою внутреннюю сущность, открой, кто ты…

    Скоро я перестал различать слова, я слышал только дивную мелодию серебряных колокольчиков, аромат фиалок кружил мне голову, и странное желание распирало мою грудь: мне хотелось не то чтобы запеть, но закричать, возопить во всю силу моих легких, так, чтобы стекла задрожали.