— Кажется, этот снимок я видела.
— Не знаю, милая, — сказала Констанция. — Может быть, и видела.
Они разглядывали фотографию Софьи, сделанную несколько лет назад «одним очень милым джентльменом», с которым сестры познакомились, когда отдыхали в Харроугейте. На снимке Софья стояла на холме, подставив лицо ветру.
— Честное слово, миссис Скейлз здесь как живая… — сказала Лили.
— Да, — согласилась Констанция. — Бывало, только задует ветер, она сразу повернется к нему лицом и глубоко-глубоко вдыхает.
Вспомнив об этой привычке сестры, Констанция вспомнила и саму Софью, и обрисовала девушке, которая едва ее знала, характер Софьи.
— Необычная фотография. В ней есть что-то особенное, — с восторгом сказала Лили. — Никогда таких не видела.
— У меня есть такая же в спальной, — сказала Констанция. — А эту я подарю тебе.
— Ах, миссис Пови, я и не рассчитывала…
— Подарю, подарю, — сказала Констанция и вынула снимок из альбома.
— Большое вам спасибо! — сказала Лили.
— Да, кстати! — сказала Констанция, с большим трудом поднимаясь с кресла.
— Помочь вам? — спросила Лили.
— Нет-нет! — отвечала Констанция и вышла из комнаты.
Через минуту она вернулась, держа шкатулку черного дерева с инкрустацией из слоновой кости — в этой шкатулке она хранила драгоценности.
— Я давно собиралась подарить тебе это, — сказала Констанция, вынимая из шкатулки прелестную камею. — Сама я ее не ношу. И мне бы хотелось, чтобы ее носила ты. Это матушкина вещица. Камеи, похоже, снова входят в моду. Не вижу, почему бы тебе не носить ее, даже пока ты в трауре. Теперь ведь к трауру не так строго относятся, как в прежние времена.
— Конечно! — в упоении прошептала Лили. Они поцеловались. Констанция, излучая благожелательство, дрожащими пальцами приколола камею к воротничку Лили. Все свое сердечное тепло Констанция изливала на Лили, которую считала почти идеалом девушки и которая на склоне лет стала ее кумиром.
— Что за дивные старинные часы! — сказала Лили, когда они вдвоем, перебирая драгоценности, добрались до дна шкатулки. — А какая цепочка!
— Это батюшкины часы, — сказала Констанция. — Он только им и верил. Когда они показывали не то время, что часы на Ратуше, он, бывало, говорил: «Значит, часы на Ратуше врут». И, поверишь ли, так оно и было. Ты ведь знаешь, часы на Ратуше то и дело отстают. А папашины часы я давно решила вместе с цепочкой подарить Дику.
— Не может быть! — воскликнула Лили.
— Да, Дику. Ходят они не хуже, чем когда был жив батюшка. Мой муж их носить не хотел. Ему больше нравились его собственные. Бывали у него такие причуды. Вот и Сирил весь в отца, — произнесла Констанция своим «сухим» тоном. — Я почти окончательно решила подарить эти часы Дику — если он будет хорошо себя вести. Он что, по-прежнему увлекается своими воздушными шарами?
— Ах да! — с виноватой улыбкой ответила Лили.
— Слыханное ли это дело! — сказала Констанция. — Ну, полетал разок, благополучно приземлился — и хватит с него. Не понимаю, как это ты не запретишь ему, милочка.
— Да как же ему запретить? Он меня не слушает.
— Так что же, даже если ты серьезно скажешь ему, чтобы он перестал, он не перестанет?
— Не перестанет, — кивнула Лили и добавила: — Поэтому я ему и не запрещаю. |