Киммериец пожал плечами.

— Скоро мы это выясним, старик, — произнес он и пошел за Горканом.

На улице, сплошь застроенной домами с красными фонарями, начали попадаться обглоданные трупы. Длинные, стройные и когда-то прекрасные ноги тонкостанных женщин были теперь не больше, чем куски мяса на костях с кое-где сохранившейся кожей. Серзака стошнило. Конан проглотил комок в горле. Он видел много трупов, да и сам часто способствовал их появлению, но увидеть сразу столько и для него было нелегко. Кроме того, это были в основном женщины, что киммерийца не могло не задеть. Он старался не убивать женщин.

Усеянная черепами площадь не добавила ни Конану, ни Серзаку бодрости. Только Горкан продолжал оставаться невозмутимым.

Дворец возвышался мрачной тяжелой громадой. Он был выше всех остальных строений в городе и стены его были сложены из серого камня. За стеной торчали башни со слепыми узкими окнами. Ворота были наполовину снесены. Железный трон в конце двора за воротами, стоявший некогда на небольшом возвышении, был опрокинут. Среди трупов встречались и люди в шлемах, и горожане. Лица — те, что еще не съедены крысами — были источены голодом и злобой.

Горкан с удовольствием раздавил жирную крысу у входа во дворец. Животное пронзительно заверещало, розовые лапки отчаянно заерзали по булыжной мостовой. Раздался хруст и Горкан со счастливым лицом обернулся к своим спутникам.

— Сокровища близко. Я чувствую их запах, — сказал он и вошел во дворец.

Конан не разделял радость кешанца. В отличие от него, он чувствовал только запах мертвечины.

Железный бог Ангирас встретил гостей неприветливо. Пальцы его рук были мертвы уже много дней, никто не приносил ему жертвы, а крысы настолько обнаглели, что сгрызли тайную книгу, разбили ларец и съели драгоценные гадальные палочки.

Горкан приблизился к богу и единым движением, не церемонясь, вырвал из пола столик из слоновой кости. В полу обнажились квадратные скважины. Кешанец склонился над ними и, вытащив тонкий стальной клинок с зазубринами, погрузил его во все четыре отверстия поочередно. Ангирас мелко задрожал.

— Сейчас, еще немного и ты получишь то, чего ждал, — сказал Горкан, вынимая из сумки небольшой кожаный мешок. — Я славно угощу тебя!

Из мешка кешанец извлек окровавленное сердце, поднялся на каменный постамент и поднес сердце к губам Ангираса. Кровь потекла у бога по подбородку, капая на грудь. Пальцы его рук дрогнули и согнулись.

Тысячу лет Ангирас ждал, когда его напоят кровью белого тигра, наполненного грехами, который перед смертью насытился плотью белой девственницы. Он повернул голову и глаза его едва заметно шевельнулись, наполняясь огненным светом преисподней. Он был доволен, что теперь может управлять своими мышцами, не используя глупых человеков, в неуемном самомнении почитавших себя разумными! Смазанные овечьим жиром шарниры позволяли богу двигаться легко и бесшумно. Железные губы изогнулись в жестокой улыбке и Ангирас шагнул с каменного постамента.

46

Шесть железных рук двигались как конечности священного термита в его последнем танце на острие булавки. Только термит этот был в тысячу раз больше и, похоже, не считал себя жертвой. Некоторое время он стоял возле постамента, поворачивая голову с чудовищными ушами вправо и влево, словно не мог решить, кого из троих людишек умертвить первым.

— Ты — раб мой, — сказал Горкан.

Ангирас не понял кешанца или, быть может, не согласился с ним. Он быстро шагнул вперед и нанес удар в грудь Горкана, который и не подумал уклониться. Кешанца отбросило к западной стене. Он вскочил, как ни в чем не бывало, и закричал:

— Останови его, Конан!

Конан бросился к железному чудовищу и попробовал отсечь хотя бы один из пальцев, которые представлялись достаточно уязвимыми.